Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

По-своему интересны джунгли и ночью. В это время здесь можно увидеть множество интересных насекомых, светящихся грибов, а также громаднейших (величиной с небольшого цыпленка) лягушек. Индейцы как раз и едят их как цыпленка гриль и утверждают, что лягушачье мясо действительно очень похоже на куриное.

Когда мне надоело изучать колумбийские джунгли, я решил отправиться за границу. Начать я решил с Перу, благо перуанский городок находился всего-то в получасе плавания от Пуэрто-Нариньо. Не слишком доверяя отелям, я решил в тот же день вернуться обратно. В Перу я должен был прибыть в 11.30 утра, а катер обратно был (как я понял) в два часа дня. Увы, как оказалось, меня подвело мое плохое знание испанского. Dos по-испански «два», а docе — «двенадцать». Звучит похоже, и я перепутал: катер обратно был в 12, и на осмотр города у меня было всего полчаса.

Но и за эти полчаса я с удивлением успел убедиться, что перуанская Амазония достаточно сильно отличается от колумбийской.

На улицах перуанского городка было явно беднее. Машин здесь не было совсем (в Летисии они все же изредка встречались), их заменили моторикши. Город был очень обшарпан, а многие дома были тривиальными трущобами. На перекрестках дежурили рослые полицейские — из индейского народа, очень не похожего на те, что я встречал в Колумбии и Центральной Америке.

Многие местные женщины носили на головах накидки, делающие их похожими на монахинь (как я потом узнал, это был знак принадлежности к одной из распространенных в Перу протестантских сект).

Вернувшись на катер, я с удивлением обнаружил, что оказался не единственным пассажиром, совершившим столь короткий вояж в Перу. Здесь я встретил уже знакомую мне женщину, купившую в Перу где-то 10 рулонов туалетной бумаги — оказалось, что эта необходимая вещь здесь дешевле, чем в Колумбии.

Для того же, чтобы попасть в Бразилию, мне пришлось сначала вернуться обратно в Летисию. Я решил, что, чтобы оказаться в соседней стране, нужно переплыть на другой берег Амазонки. Я доехал до пристани и гордо сказал, что хочу плыть в Бразилию. Мне ответили: плыть не надо, я и так в Бразилии. Оказывается, колумбийская Летисия сливается с бразильским городком Табатинга. В целом заграница чувствовалась несильно. Но кое-какие отличия все же были: например, бразильцы вместо утвердительного ответа неизменно поднимали большой палец вверх.

Изменилась и пища в ресторанах: преобладали всевозможные мясные блюда гриль, а вместо стандартных порций еда продавалась на вес. Вечером я остановился в местном отеле. Увы, он, на беду (или счастье?!), оказался публичным домом. Выяснилось, что в Летисии проституции нет, зато в бразильской части города почти все отели возле границ выполняют не совсем обычные для гостиницы функции. А еще оказалось, что, в отличие от безопасной Летисии, гулять ночью по Табатинге не рекомендуется. В общем, вначале меня Бразилия разочаровала.

На следующий день я решил углубиться в Бразилию чуть дальше. Для этого я из Табатинги поплыл до следующего бразильского городка Бенджамин Констан. Отель с рестораном и очищенным пляжем на краю города оказался вполне приличным, но в целом городишко был так себе.

Оттуда я решил пройтись по ближайшим джунглям, по пути заглядывая в деревушки. В основном в них жили метисы — они были очень доброжелательны. А вот местные краснокожие оказались такими же противными, как индейцы майя в Гватемале, и неизменно вымогали деньги за фото.

Вернувшись в гостиницу, я первым делом увидел молодого европейца, общавшегося с кем-то по телефону на чистом русском.

Оказалось, моим знакомым был украинский бизнесмен Виталий: он эмигрировал с родины сразу же после Майдана — и уже три года кочует по разным странам Латинской Америки. В забытом богом Бенджамине он живет уже полгода.

Свой отъезд с Украины он объяснил так: «У меня мать русская, я считаю себя человеком русской культуры, а после этой “революции” из всех щелей это деревенское быдло повылезало. Ну уж очень мне стало противно там жить. Но и здесь меня достают, так, в украинском посольстве в Мексике со мной не хотели говорить на “мове ворогов”».