Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Немало фриков в хорошем смысле этого слова я встречал и среди немцев. Так, моя приятельница Бригита, студентка физфака МГУ, сделавшая мне приглашение в ГДР, уже после объединения Германии уехала преподавать немецкий в Монголию, причем зарплату она получала такую же, как местные жители, а жила в монгольской семье.

— В ГДР и СССР я пожила, в ФРГ тоже! Мне захотелось чего-нибудь нового, — объясняла мне свое решение Бригита. Пребывание в стране Чингиз-хана затянулось, домой выпускница МГУ вернулась только через несколько лет, причем не одна, а с сыном — монголом по отцу.

Подобные типажи встречаются и среди немцев Западной Германии. Так, например, мой приятель Ульрих уехал жить в Россию частично из любопытства, а частично из комплекса вины: его отец воевал на Восточном фронте.

Кстати, косвенной причиной переезда моего приятеля в Россию было как раз падение Берлинской стены. После объединения Германии в восточных землях начались погромы общежитий иностранцев, и это для убежденного антифашиста Ульриха оказалось последней каплей.

В Москве немец устроился журналистом-фрилансером и живет здесь уже лет двадцать, хотя и разочаровался в России, придя к выводу, что у нее «черная душа».

Впрочем, и «немецкой душой» мой немецкий приятель был совсем не доволен:

— Мы стары душой еще с рождения. Как-то я был на вечере с очень вкусной едой, но люди ели ее вяло, неохотно. У них уже нет естественных, животных желаний в хорошем значении этого слова.

Между прочим, отец Ульриха как раз никакого комплекса вины не испытывает. Он приезжал к сыну в Москву и на такси, взяв его в качестве переводчика, отправился по «местам своей боевой славы».

«Он спрашивал у водителя, какая высота холма, который удерживали советские войска, и сокрушался, что его батальон не смог взять это укрепление. Мне было очень стыдно!» — рассказывал мне новоявленный москвич.

Впрочем, такой комплекс вины характерен лишь для старшего поколения. Молодежь уже раздражают постоянные напоминания о «вине немцев». Они хотят забыть об этом, резонно замечая, что после окончания Второй мировой войны уже прошло много лет.

Я никогда не был в Италии, но благодаря моей дружбе с итальянцем Марио понял эту страну достаточно хорошо. Мой приятель работал в западной правозащитной организации, но, несмотря на это, его взгляды представляли причудливую смесь коммунистической и фашистской идеологий. Марио обожал СССР, восхищался Лениным и Сталиным, а к Муссолини испытывал «сложные чувства». Особенно итальянец ненавидел американцев, считая, что именно эта страна является источником бед для всего мира. Иногда, напившись в ресторане, он начинал громко кричать, что «все американцы — пидорасты».

Надо сказать, что итальянец был страстен не только в политике. Несмотря на то, что он был женат, он не мог пропустить ни одной юбки (это занятие Марио называл «охотой»). При этом странный правозащитник искренне любил свою жену и обожал своих детей.

К вину итальянец был тоже неравнодушен и без спиртного обедать просто не садился. Кстати, при этом алкоголиком мой приятель не был. Как он мне объяснял, итальянцы ежедневно пьют с подросткового возраста, и у них вырабатывается четкий иммунитет к алкоголю.

Любил мой приятель и покушать, а также обожал готовить. Так, он часто угощал меня собственноручно приготовленными «спагетти по-карбонарски».

В общем, если охарактеризовать в нескольких словах Марио, то можно сказать, что его страстью были политика, вино, еда и женщины.

При этом мой знакомый был добрым отзывчивым человеком и лично мне (да и не только мне) помогал неоднократно.

Сначала я думал, что Марио очень нетипичный итальянец, но после того как я побывал в той части Косово, что контролируется итальянскими военными, то я изменил свое мнение. Итальянцы стояли на посту с неизменными бутылочками пива и откровенно заигрывали со всеми проходящими албанками и сербками.

«Все говорили об арабских террористах, и в каждом тамбуре поезда «Вена — Рим» стояли солдаты с короткими автоматами вроде «шмайсеров», блондинистые, строгие, надежные. Утром я проснулся от невиданной красоты за окном — Доломитовые Альпы. Вышел в тамбур и оцепенел: на железном полу в расхристанной форме сидели черноволосые люди, дымя в три сигареты, шлепая картами об стол и прихлебывая из большой плетеной бутыли. Карабины лежали в углу, от всей картины веяло безмятежным покоем», — описывает в книге «Гений места» свое знакомство с итальянцами Петр Вайль, и мне к этому добавить нечего.