Константин Лагунов - И сильно падает снег

В самый напряженный момент борьбы с колчаковщиной Уральский и Всесибирский комитеты ПСР (партия социалистов революционеров) рассылают своим организациям директивы, которые предписывали «напряженную борьбу по разоблачению большевизма и постоянную борьбу со стремлением рабочих к возвращению к нему... Большевизм, разрушивший государственную и экономическую жизнь страны... в значительной мере ухудшил условия борьбы рабочего класса…

Диктатура пролетариата беспочвенна, авантюристична и невыгодна для рабочих». Директива заканчивалась призывом к вооруженному свержению пролетарской диктатуры.

В своей повседневной работе Уральский и Всесибирский комитеты ПСР руководствовались резолюцией девятого партийного Совета (съезда), в которой говорилось: «...большевистско-пролетарский коммунизм является предтечей и подготовкой реакции... Завоевания революции частью похищены, частью изуродованы большевистской властью. Большевики несут народу просвещенный абсолютизм под коммунистическим соусом».

Резолюции IX Совета являлись четкой программой борьбы с большевизмом. В то же время вожди ПСР Керенский, Авксентьев, Зензинов, Слоним и другие опубликовали еще и специальный Манифест, в котором единственно возможным выходом из кризисного положения страны объявляли возврат к временам февральской революции и Учредительному собранию. А чтоб этот возврат осуществить, нужно совершить переворот: свергнуть большевистско-советскую власть.

В 1920 году были обнародованы секретные документы архива эсеровского Парижского центра. При всем их разнообразии они обнажают главную цель социалистов революционеров: свержение большевистской диктатуры. По мнению вождей ПСР, для достижения этой цели все средства приемлемы и хороши...

Разруха, неурожай и голод 1920 года так обострили кризис, что, казалось, нужен лишь малый толчок, чтобы опрокинуть Советы и большевиков.

«Голод в России» – называлось воззвание Московского Центрального бюро ПСР; оно заканчивалось так: «Долой преступную политику большевиков, мешающую действительной борьбе с голодом, усиливающую разруху и разорение. Таков должен быть лозунг». Эсеровский журнал «За народ» из номера в номер печатал программные статьи о положении в стране, которые непременно завершались одним и тем же выводом: не прогоним большевиков – не получим экономической помощи от Европы и Америки, погибнем от голода.

В решениях десятого Совета ПСР (1921) говорилось – голод «вызвал оживление в рядах партии», и теперь вопрос о революционном низвержении диктатуры коммунистической партии со всей силой жизненной необходимости ставится в порядок дня».

Выполняя волю съезда, эсеры, засевшие в Центросоюзе, профсоюзе и иных массовых общественных организациях Западной Сибири, усилили и без того напористую, яростную антибольшевистскую пропаганду среди крестьян, подбивая их на саботаж продразверстки, неповиновение Советской власти и вооруженную борьбу с ней.

Из села в село катились пущенные эсерами слухи о близком крахе большевиков. На это намекали попы в своих проповедях, о том гнусавили богомольные черницы, кликушествовали юродивые. Надоедливые слухи беспокоили, тревожили крестьян, бередя незажившие душевные раны военного коммунизма.

По ночам, тайком от чужих глаз, крепкие мужики сходились в избу к самому «башковитому» и там засиживались до третьих петухов. Выговаривали что наболело, искали и не находили выхода из тупика, в который загнала крестьянина продразверстка.

На таких негласных сходках иногда появлялся безымянный гость и начинал подговаривать крестьян на бунт против коммунистов, обещая помощь и Англии, и Америки, и Японии, уверяя, что уже по всей России горит земля под ногами большевиков и что, если качнется мужицкая Сибирь, комиссарам крышка. Только начните, вещали безымянные проповедники, сыщутся и оружие, и командиры. Красноармейцы не пойдут против своих братьев и отцов, не станут стрелять в крестьян. Перебьют комиссаров и перейдут на сторону восставшего народа...

Пропустят мужики по стакану голубоватой, вышибающей слезу самогонки, заедят соленым рыжиком либо огурцом и смолят самокрутки, не спешно ведя разговоры все об одном и том же: о разверстке, лесозаготовке да иных прочих считать их не пересчитать – повинностях. Со вздохом вспомнят доброе старое времечко, погадают о будущем. Получалось по пословице: куда ни кинь – везде клин. Терпеть дальше бесчинства «продразбойников» невмоготу, а за топор браться – боязно. Шутка ли, супротив Державы подыматься. Оторопь брала, и никакой хмель не мог ее вышибить.