Мэри Бирд - Женщины и власть. Манифест

Конечно, сегодня мы не прибегаем к столь дикой аргументации. Или не прибегаем явно. Но этот устоявшийся — по сути, не меняющийся уже два тысячелетия — набор стереотипов о неспособности женщин к публичным выступлениям до сих пор лежит в основе наших предубеждений относительно женского голоса, звучащего во всеуслышание, и неумения его воспринимать. Обратите внимание, как мы поныне описываем его звучание: в этом мы недалеко ушли и от Джеймса, и от тех велеречивых римлян. Как мы характеризуем речь женщин, участвующих в общественных делах, защищающих свои интересы, выступающих публично? «Пронзительный голос»; они «хнычут» и «ноют». Однажды после россыпи особенно пакостных интернет-комментариев относительно моих половых органов я написала в «Твиттер» (довольно резко, как мне казалось), что это было «безобразно». Обозреватель одного из ведущих британских изданий сообщил об этом в таких словах: «Сексизм “безобразен”, — проныла она». (На сегодня, как показывает беглый поиск в Google, единственная в этой стране категория, которая «ноет» не меньше женщин, — это непопулярные футбольные тренеры, пребывающие в полосе неудач).

Стоит ли обращать на такие слова внимание? Разумеется: в них начало той риторики, которую используют, чтобы отказать в убедительности, силе и даже юморе всему, что могут сказать женщины. Эта риторика, в сущности, оставляет за женщиной только домашние дела (люди «ноют» про занятия типа мытья посуды); она делает слова женщины тривиальными, сводит их на нет. Сравните «глубокий» мужской голос со всеми коннотациями серьезности и осмысленности, которые несет в себе это простое прилагательное. До сих пор, слыша женский голос, люди не воспринимают его как авторитетный, они не научены воспринимать его таким образом, они не слышат в нем μῦθος. И это касается не только голоса: вспомните морщинистое или обвисшее лицо, которое у мужчины означает зрелость и мудрость, а у женщины — «просроченную годность».

Компетентности в женском голосе люди тоже не привыкли слышать, во всяком случае когда разговор выходит за пределы традиционных областей «женских интересов». Для женщины-парламентария занять пост министра по делам женщин (или образования, или здравоохранения) — совсем не то что занять пост министра финансов: в Великобритании женщина не становилась им ни разу. И мы по-прежнему видим повсеместное яростное сопротивление женщинам, вторгающимся в традиционно мужской дискурс, будь то оскорбления, обрушившиеся на Джеки Оутли, дерзнувшую вырваться за пределы нетбольной площадки [2] Нетбол — традиционно женский вид спорта. — Прим. ред. и стать комментатором «Матча дня», или брань, что несется в адрес женщин, появляющихся на телешоу «Время вопросов» с его традиционным кругом «мужских политических» тем. Наверное, нет ничего удивительного в том, что обозреватель, который приписал мне «нытье», по собственному признанию, ведет «небольшое забавное соревнование на самую глупую тетку, пришедшую во “Время вопросов”». Но интереснее другой проявляющийся здесь культурный стереотип: если непопулярные, спорные или даже просто новые взгляды высказывает женщина, в этом видят признак ее глупости. Дело не в том, что вы не согласны, просто это она дура: «Прости, милая, ты не понимаешь». Я сбилась со счета, сколько раз меня называли «дремучей идиоткой».

Эти воззрения, установки и предубеждения встроены в нас: не в мозг (с точки зрения неврологии нет никаких причин воспринимать низкие голоса как более убедительные, чем высокие), но в культуру, язык, тысячелетнюю историю. И когда мы размышляем на тему малочисленности женщин в государственной политике, об их относительной немоте в общественной сфере, нам нужно думать не о том, что́ некоторые крупные политики вытворяли вместе со своими приятелями в оксфордском Буллингдонском клубе, и не о дурных манерах и шовинизме Вестминстера, и даже не о гибком графике для матерей, и не о детских учреждениях (как бы важно это ни было). Нужно сосредоточиться на более фундаментальных аспектах: как мы привыкли выслушивать предложения женщин, или — если вернуться на миг к тому рисунку из «Панча» — на том, что я называю «вопросом мисс Триггс». Задача не только в том, чтобы ей удалось вставить свое слово, а в том, чтобы лучше осмыслить те процессы и стереотипы, которые не дают нам ее услышать.