Михаил Веллер - Подумать только!..

А вот, понимаете, когда ты отказываешься за просто так – это одно, а когда ты отказываешься от 10 тысяч долларов – это звучит, конечно, гораздо серьезнее и весомее. В следующий раз я буду спрашивать, сколько согласны дать, а уже потом буду отказываться. Все-таки от десяти штук отказался, это поступок. А не фу-фу.

Это шутка для разгона. Нет, все правда!

Второе. Это тоже по разделу мелочей. Вот, стало быть, летчик наш – в такие моменты всегда вылетает фамилия – очень симпатичный, глаза такие голубые – обвиняется в том, что 20 тонн «кокса» собрался ввести в Штаты прямо или косвенно. Он был прооперирован. Операция была без подготовки. Ярошенко не Ярошенко – ну вылетело, ну вы все знаете – любой проверит. И кроме того, потом у него был болевой шок. Долго добивались, чтобы его отвезли наконец в санчасть, дали таблетку – таблетка не помогла. В общем, американцы – звери, а в тюрьмах – это вообще уже не звери, а какие-то отборные садисты.

Теперь попробуем перевести с русского на русский, что такое была эта внеплановая операция. Внеплановая – когда это относится не к хирургу, у которого план по операциям, а к больному, который вдруг чего-то… Потому что, знаете, хирургия на потоке в тюрьме не работает. В тюрьму-то обычно идут люди более-менее здоровые: пока он не здоров, его судить не могут по закону – что у нас, что у них. Так вот внеплановая операция означает: что-то вдруг стряслось, что-то стряслось неожиданно, и это что-то нужно оперировать, иначе будет плохо. Таким образом, чтобы не было плохо, его срочно оперировали.

Мелькнуло слово, что операция была проктологическая, Проктологическая – это значит, что-то было с задним проходом, с прямой кишкой, где-то там. Что там, спрашивается, может быть? Там мог бы образоваться какой-то гнойник, который прорвался, там могло оказаться прободение прямой кишки, там могло бы оказаться какое-то страшное, совершенно, обострение геморроя, геморроидальные узлы; там могло оказаться выпадение прямой кишки с разрывом каких-то фасций. В конце концов я не хирург, и тем более не проктолог, я имею об этом самые общие представления. Но оперировать надо было срочно, и коли операция была под общим наркозом, она была достаточно серьезной.

Так что, если бы эта информация появилась в какой-то русофобской, но американской газетенке, было бы сказано, что «американские медики спасли жизнь русского заключенного, которому срочно была сделана операция и сейчас его жизнь вне опасности, а еще бы пять часов – и он умер», – вот так бы написали в такой газетенке. Вот, что примерно произошло.

Далее, говорили: болевой шок. Ну, от журналистов нельзя требовать, чтобы они понимали, что они говорят. Болевой шок – это немного другое состояние. От болевого шока люди не умирают. Это означает: сильные послеоперационные боли, когда отошел наркоз, что бывает достаточно часто. А вот дальше уже, насчет болеутоляющих – это, вы знаете, проблемы – что у нас, что у них, что с легкими наркотиками, что с кодеиносодержащими, морфиносодержащими и так далее. Это, знаете, стоят на точке зрения, что не дай бог вдруг он станет наркоманом и прочее. Дали какую-то таблетку – мало помогла.

Ну, в общем я всегда считал, что это зверство. Наркоманами все-таки становятся совсем не оттого, что у них снимали боли после операции и во всяких других случаях, когда люди тяжело больны. Но это уже вещь обычная. Это вряд ли из ненависти к российскому летчику, ему не дали болеутоляющего. Ну бросьте вы, честное слово! Но это показать, что они звери и плохо к нам относятся. Но чтобы мы тоже, вообще, не теряли бдительность и плохо относились к ним. Вот, примерно, в таком духе – для разгона.

Ну а теперь все-таки займемся основными вещами, потому что основная вещь: страна стоит на краю пропасти. Задача – в эту пропасть не сползти, не упасть, не улететь; вцепиться зубами, вцепиться когтями, отползти, ну и начать врастать: пустить корни, дать побеги и как-то заколоситься. Но вот не дают пустить корни, не дают дать побеги.

Понимаете, меня восхищают разные специалисты, которые вместо сути дела жонглируют терминологиями, ибо терминология очень наукообразно выглядит. Терминология, применяемая без надобности, мне всегда напоминала треугольник, который Паниковский начертил на песке палочкой или концом зонтика, – вот сейчас забыл, – Балаганову. Балаганов с уважением посмотрел на треугольник и согласился с доводами Паниковского, потому что этот треугольник придавал им своего рода завершенность и даже научность.