Другой неприятный случай касался горковских медиков. Согласно закону, в ШИЗО дважды в день врач должен делать обход, выяснять, все ли хорошо себя чувствуют. В ШИЗО ИК-9 врач делал один обход в день, и то, кроме воскресенья. В субботу, сидя в ШИЗО, я простыл и на следующий день начал звать врача, чтобы он хоть как-то помог, поскольку в том чтобы температурить и кашлять на дощатом полу в легкой робе приятного мало. На все мои просьбы у контролера был один ответ: «Врача нет, сегодня воскресенье!» Да и зеки подтверждали: по воскресеньям врач не ходит. Но я знал, что это ложь. В каждой колонии в любой день недели и в любое временя есть дежурный врач, просто по скотскому обычаю этого учреждения ему лень вылезать из своего кабинета в санчасти и идти целых пятьсот метров только ради того, чтобы принести таблетки какому-то там зэку — авось до завтра не сдохнет!
Но даже все это — недостаточная причина для применения крайних мер. Повод появилась после того, как меня посадили в ШИЗО за отказ от работы. На этот раз посадили одного, и в довольно специфическую хату — она находилась в метре от «дежурки» контролера. Якобы для лучшего контроля. Но главным было не это, а то, что хата была угловая — находилась на углу барака. Казалось бы, какая разница? Камера и камера. Но постоянный посетитель ШИЗО хорошо знает, в чем разница. Знают это и менты. Дело в том, что угловые камеры — самые сырые и холодные. В них холодно даже летом, не говоря уже о зиме. [10] Как раз зимой в Могилевской крытой мне пришлось полтора месяца просидеть в камере на углу здания. Благодаря сырости на стенах появлялся конденсат. Стекая по стене вниз, он образовывал леденец в углу камеры, который, если его не «ликвидировать», вырастал буквально за день. Двадцать четыре часа в сутки мы жили в телогрейках.
Когда тогда, девятнадцатого мая, меня отвели в камеру № 16, я сразу закрыл окно, надеясь, что к ночи «надышу» на более-менее приемлемую температуру. Но эти надежды не оправдались.
Дальше началась самая тяжелая ночь в моей жизни. Когда пришел отбой, и я прилег на пол, то обнаружил, что он никакой не дощатый. Он был настолько холодным и жестким, что мне сначала показалось, что это бетон. Но, расколупав ее в одном месте, я понял, что она из ДСП, что в свою очередь тоже нарушение закона, так как, согласно регламенту, все полы в ШИЗО и ПКТ должны быть дощатыми.
Первый «раунд» сна длился у меня минут тридцать. И он же был самым длинным. Далее у меня не получалось поспать больше пятнадцати минут — не давало всепроникающее ощущение холода. В эту ночь я понял, насколько въедливым и беспощадным он может быть: отбирая одну за другой доли градусов тепла от вашего тела, он заставляет разум не думать больше ни о чем, кроме как о том, как согреться. Навязчивая мысль стучит в голове, как дятел, который никак не закончит свою работу, ощущается вечно голодным хищником, которого тебе нечем накормить. Холодно, очень холодно. Холодно рукам, холодно ногам, холодно спине, холодно носу и ушам. Заправленные в носки брюки и заправленная в брюки роба уже давно не помогают. Где-то в середине ночи перестали помогать и традиционные «согревалки» — отжимания и приседания. У организма уже не было в запасе свободных калорий, чтобы переработать их в тепло. Мало того, после нескольких сотен отжиманий и приседаний, не оставалось уже и сил, чтобы делать их дальше. Ситуация становилась безвыходной. Ближе к утру (как мне казалось, ведь часов, конечно, не было), начались своеобразные «сонные галлюцинации»: мне снилось, что я сплю у себя дома под огромным теплым одеялом. Мне очень хорошо и комфортно, приятно и легко… В голове пролетает мысль: и чего это я беспокоился, прыгал, отжимался и приседал, когда мне так хорошо спится? И тут мозг дает команду на пробуждение. Открываю глаза, и по всему телу проходят тяжелая и болезненная дрожь: я наконец понимаю, где я, и что опять надо вставать и пытаться выдавить из себя какие-то активные движения, чтобы повысить температуру тела и поспать еще хоть несколько минут. Атмосферу и общее впечатление дополнял яркий электрический свет сразу двух лампочек из-под потолка. Свет в ШИЗО на ночь не выключали, и я чувствовал себя в какой-то смеси сумасшедшего дома и пыточной.
Наконец пришло утро. Поев, я надеялся поспать, чтобы хоть как-то «отбить» часы, которые не добрал за ночь, и привести себя в норму. Контролер, конечно, написал на меня акт за это (за который мне потом добавили еще несколько суток), но мне было уже все равно.
Читать дальше