Ричард Престон - Война с вирусом Эбола [Как геномические исследования помогают сдержать распространение эпидемии]

Здесь в лечебном центре был работавший от генератора морозильник, а в нем хранились три пластиковых бутылочки с замерзшим водным раствором, содержавшим антитела, молекулы в форме буквы «Y», выработанные иммунной системой млекопитающих для защиты от вторгшихся в их организм микробов. Это экспериментальное средство для лечения лихорадки Эбола, называлось ZMapp и на людях к тому времени еще не испытывалось. Трех бутылочек должно было хватить на курс для одного человека. Препарат был разработан в предшествующее десятилетие работавшей почти без финансирования и фактически без поддержки сообщества экспертов по вирусу Эбола группой ученых, которая состояла из десятков людей, но главными исследователями в ней были Ларри Зейтлин, президент «Мэп Байофармасьютикал», биотехнологической компании из Сан-Диего; Джин Гаррард Олингер, подрядчик Национального института аллергии и Отделения инфекционных заболеваний Национальных институтов здравоохранения; Ксианггуо Киу и Гэри Кобингер — исследователи из Агентства здравоохранения канадского исследовательского института в Виннипеге. ZMapp — коктейль из трех антител, которые, как считали, особенно эффективно убивают вирус Эбола. «Мэп Байофармасьютикал» и производитель, предприятие «Байопроцессинг» из Кентукки, разработали методику выращивания этих антител в растениях табака.

В апреле 2014 года, за три месяца до того, как заболел Хан, группа Кобингера, работавшая в Канаде, впервые испытала ZMapp на обезьянах, каждая из которых получила по тысяче летальных доз вируса Эбола. К удивлению исследователей, лекарство всех их спасло и помогало выжить даже тем животным, которые находились на пороге гибели. Группа Кобингера установила, что больным надо давать по одной дозе ZMapp с интервалом в несколько дней. Кобингер сравнивал это с тремя ударами профессионального боксера: первые два удара посылают вирус Эбола в нокдаун, третий заканчивает бой нокаутом.

В конце июня, когда эпидемия Эбола охватила Западную Африку, Кобингер отправился из своей виннипегской лаборатории в Кайлахун, везя с собой оборудование для работавших там врачей, а также три пластиковых бутылочки ZMapp, которые и оставил в морозильнике. Он хотел выяснить, как препарат действует в тропическом климате, где жара и ненадежная система электроснабжения могут свести на нет его лечебные свойства. Кобингер не подозревал, что препарат может быть использован.

Правительство Сьерра-Леоне восприняло болезнь Хумар Хана как национальную трагедию. Как только о ней стало известно, правительственный чиновник разослал электронные сообщения специалистам всего мира по вирусу Эбола, прося сообщить о любой вакцине или лекарстве, которые могли бы помочь Хану. Последовала целая серия телефонных звонков чиновникам Всемирной организации здравоохранения, в Центры профилактики инфекционных заболеваний и эпидемиологического контроля США, в правительство Сьерра-Леоне, в канадское Агентство здравоохранения, военным эпидемиологам США и в организацию «Врачи без границ», под эгидой которой действовал центр в Кайлахуне. Обсуждались возможные варианты лечения Хана. Многие из тех, кому звонили из Сьерра-Леоне, знали его лично. Вопрос шел о его жизни и смерти.

Обсуждение вскоре сосредоточилось на ZMapp, на него надеялись больше, чем на прочие лекарства. Почему именно Хан, а не другие больные должны получить неопробованное средство? Что, если он умрет? ZMapp за несколько месяцев до тех пор проверяли на обезьянах, но насколько безопасен этот препарат для человека? Лекарство содержит мышиные и человеческие антитела, выращенные в растениях табака. Попав в кровяное русло, они могут вызвать тяжелые аллергические реакции. Если бы возникли серьезные побочные явления, рассчитывать в Кайлахуне на отделение интенсивной терапии не приходилось. Если западные государства этим своим экспериментальным лекарством убьют Хана, африканского ученого и национального героя, в Сьерра-Леоне начнутся беспорядки. Но если не дать Хану ZMapp и он умрет, то люди скажут, что Запад утаил от врача чудодейственный препарат.

— Я старался говорить спокойно, — вспоминал потом Кобингер. — Обсуждение и телефонные звонки продолжались три дня.

Между тем в больнице ELWA, в двухстах милях к югу, заболела лихорадкой пятидесятидевятилетняя работница здравоохранения Нэнси Райтбол. У нее в крови обнаружили возбудителя малярии и прописали ей постельный режим дома, на территории больницы, где она жила со своим мужем, Дэвидом Райтболом. Вскоре Кент Брэнтли, тридцатитрехлетний врач-американец, работавший в ELWA в составе группы «Самаритянского фонда», позвонил директору по медицинским вопросам этого фонда, Лансу Плайлеру.