Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Помните борьбу с привилегиями?

А помните судьбу комиссии по борьбе с привилегиями?

Теперь привилегий нет. Теперь всё проще и грубее: что украл — то твоё.

Это очень серьёзный вызов. Если по закону не получается упечь в тюрьму вора и казнокрада и отобрать у него добычу, народ перестаёт уважать законы. Если народ перестаёт уважать законы, то он начинает устанавливать справедливость в обход них. Если справедливость может быть только беззаконной, государство, у которого такие законы, становится народу чужим. Если государство стало чужим, ни один человек не может воспринимать стоящие перед государством проблемы, как личные. При всём желании. И уж подавно когда желания нет.

В январе мы с моим давним товарищем по перу Дмитрием Быковым слегка отметили моё шестидесятилетие. Знакомы мы с Димой уже почти четверть века, и очень жаль, что различия в представлениях о том, как лучше решать стоящие перед нашим государством проблемы, развели нас по разные стороны… к счастью, ещё не баррикады, но уж во всяком случае — бульвара. Однако это никоим образом не мешает мне признавать его ум, талант и чутьё. Уже тогда, за месяц до окончательного киевского переворота, он всё твердил, что мы должны пойти украинским путём, что России просто необходим свой майдан, и произнёс таковы слова: «В огне хоть что-то уцелеет, а вот в болоте перепреет и сгниёт всё».

Это может показаться просто эффектной и крайне безответственной фразой, а то и лозунгом пятой колонны, но если правильно понять, что такое огонь и что такое болото, станет очевидно, что по крайней мере тут-то Быков прав.

Огонь — это вовсе не чёрный дым покрышек. Это совместное решение общих проблем, совместное преодоление общих бед, сколь угодно тяжких. А болото — это привычная, безысходная, тотальная несправедливость, на которую все уже давно махнули рукой и живут, будто это норма.

Вот простой и где-то символичный пример.

Не так давно вдруг модно стало по телевизору рассказывать, что всем уже оскомину набившая высокопоставленная то ли обвиняемая, то ли подозреваемая, то ли и впрямь казнокрадка — оказывается, картинки рисует и стихи пишет. Оказывается, она не просто так оборонный бюджет пилила, а как бы невзначай, между делом, в силу непроизвольных мышечных подёргиваний, сопровождавших муки творчества. Поэтому — вот выставку ей, а вот сборничек вирш издадим, пока следствие тянется, с шикарными картинками, в суперобложке… Фамилия на слуху, купят же! Рентабельность!

А с другой стороны — буквально на днях мы на Совете Питерской писательской организации пилили гроши матпомощи, выделяя их бьющимся на грани нищеты действительно одарённым и, во всяком случае — НАСТОЯЩИМ поэтам.

Когда наша вечно молодая республика вновь оказалась в то и дело её сжимающем кольце фронтов, ясно: если человек в этакую годину в состоянии без зазрения совести дербанить оборонку себе на хоромы, он не считает и никогда не считал свою страну себе родной и её проблемы своими. И никогда не будет считать. Но то, что гламурные лихоимцы нам чужие — это полбеды. Беда, что с момента, когда диктор центрального телевидения осчастливил эфир чтением бессмертных строк героини сюжета, а потом и сама упитанная красотка, до блеска обмазанная спереди и сзади французской косметикой, с постельным придыханием поведала нам в рифму о своей сложной судьбе, — ни один настоящий поэт уже не сможет считать эту страну своей.

А ведь от этого теряют и поэты, и страна.

И если государство полагает, что это пустяки, потому что оно железное и обойдётся без каких-то там поэтов — оно заблуждается. Исторический опыт показывает, что как раз государства разваливаются почём зря, а вот поэты-то, нищие, от рождения лишённые кожи, ко всякой боли привычные, — остаются.

Каждая государственная несправедливость наносит вреда больше, чем пресловутые «Эхо Москвы» и «Дождь» вместе взятые за всё время своего существования. Каждая — маленький толчок в спину на пути к тому или иному виду майдана. Который, как я в отличие от Димы полагаю, нам ни в каком виде не нужен. Возможно, я прав.

Заметьте: ни в каком виде.

Ведь после Пущи практически никто не вышел на улицу в защиту Союза. Ни один человек из тех, что тремя годами раньше заполняли улицы Москвы и других городов в поддержку перестройки, в декабре 91-го не закричал на Красной площади: «Горбачёв, не уходи!»

Это тоже был своего рода майдан.

Безо всяких покрышек. Вакуумный.

Поразительно, как быстро мы от жажды «больше социализма» перешли к оплёвыванию, казалось бы, с молоком матери впитанных идеалов. С какой лёгкостью тяга к социальной справедливости трансформировалась в хохот над ныне уже одиозными шутками про ветеранов и баварское пиво.