Михаил Катков - Кое-что о прогрессе

Наши финансы требовали серьезных мер, и Сперанский очень хорошо понимал, каким бременем была для страны масса ассигнаций; он первый, к изумлению окружающих, назвал их прямо государственным долгом; теоретические соображения его были правильны, но чтобы найти средство к изъятию ассигнаций из обращения, он вдруг, без всякой пощады, возвысил налоги. Он объявлял несколько раз от имени правительства, что эта надбавка временная, вводимая лишь на один год, а между тем на следующий год приходилось опять прибегать к надбавке, и наконец она превратилась в постоянный налог. Подати возросли неимоверно, и несмотря на то число ассигнаций не только не уменьшалось, а даже увеличивалось. Публика имела полное основание винить его в том, что он внушил правительству решимость возвысить налоги, а исправить денежную систему все-таки не успел.

Экзамены на государственную службу для получения права на чин коллежского асессора, сообщавший в то время потомственное дворянство, были весьма рациональною мерой; они подняли значение университетов и заставили учиться. Но каким бедствием постигла эта мера множество ни в чем не повинных людей! Вот разительный пример, как бережно и внимательно должно обращаться с жизнью. В этом законодательном кабинете, так высоко вознесшемся над землею, задавался ли вопрос (задается ли он и вообще в подобных случаях?), за что должен пострадать весь этот люд, который поступил на службу, жил и служил, нимало не подозревая, что явится законодатель, который остановит его на пути и отнимет у него то, в чем эти люди видели свое бесспорное право? Эти люди не совершили никакой вины; они шли по следам своих предшественников, служили точно так же, как и те; они поступили на службу по заведенному порядку, который не требовал от них аттестата в науке; они расположили свою жизнь согласно с этим порядком и в полном доверии к нему. За что же лучшие и худшие между этими людьми подверглись равной части, отнявшей у них право, которое в глазах их не могло не иметь громадной цены и которое было, может быть, главным жизненным интересом для многих? Какой-нибудь великодушный прогрессист скажет, пожалуй, что интерес этот мелок, что этим людям не следовало домогаться привилегий, сопряженных с чином коллежского асессора, что чины пустяки, что привилегия потомственного дворянства также пустяки, что с высшей точки зрения все это исчезает. Но часто так называемые высшие точки зрения - не точки зрения, а точки, которые ничего для зрения не представляют. Часто это только точки пустословия и фразерства, когда речь идет об исторических суждениях и об оценке действительных интересов. С такой высшей точки зрения ограбить человека или убить его тоже покажется делом ничтожным. Пусть перед разумом чины - пустяки, и в будущем прогрессе исчезнут привилегии; но в настоящей действительности права, которых незаслуженно лишились чиновники, застигнутые указом об экзаменах, были живым интересом, и отнятие его поразило жизнь людей, ни в чем не виноватых; оно покарало их почти как преступников. Не было ли это таким же роковым бедствием для них, как землетрясение или наводнение?

Но мера была полезна; она требовалась обстоятельствами; она послужила орудием общественного прогресса: что же делать, если исполнение ее было сопряжено с пожертвованием некоторых частных интересов? Так обыкновенно судят, не разбирая ни свойства этих некоторых частных интересов, ни того, действительно ли принесение их в жертву было необходимостью. Интерес, о котором здесь идет речь, не нарушал ничьих прав, не стеснял ничьих интересов, он не был общественным злом; он был делом вполне законным. Нарушение его вовсе не было необходимостью, и он не был бы нарушен, если б уму законодателя представлялась не отвлеченная канцелярская схема, а живая действительность. Полезная мера могла быть принята очень успешно, и даже успешнее, без всякого нарушения справедливости. Стоит только понять в истинное силе то правило, что закон не должен иметь обратного действия, - и законодательство может еще с большею решимостью и в больших размерах принимать полезные меры, не расшатывая своих оснований, - не нарушая законности. Закон Сперанского об экзаменах, возбудивший в обществе столько раздражения, столько ненависти, к сожалению, совершенно справедливой, обошел бы вред и принес бы больше пользы, если б ему дана была сила лишь на тех людей, которые поступали бы на службу после его издания. Благодаря такому простому соображению в обществе не произошло бы смуты, и не была бы нарушена справедливость; между людьми не было бы брошено столько семян ненависти и злобы, и не потребовалось бы столько напрасных жертв. К тому же новые чиновники, которые, по силе новых законов, выдерживали экзамен, не были на первых порах очень достойнее и очень выше тех, кому они сели на голову. Эти первые аттестованные наукой чиновники еще не много могли внести с собою в государственную службу лучших элементов. Не было никакой надобности вызывать их благим матом, как спасителей отечества, для немедленной замены прежних. Напротив, во многих случаях новые были менее надежны, чем старые. Поверхностные сведения, состоявшие больше в словах, чем в деле, экзамены, которые в то время отнюдь не представляли полных обеспечений в своей удовлетворительности и справедливости, все это не было еще великим приобретением, особенно когда с другой стороны было то, чего там не было, - была ничем не заменимая практическая опытность и навык в делах. Несколько лет отсрочки для полного действия нового закона не только не уменьшили бы, а, напротив, возвысили бы его пользу. Мы распространялись об этом предмете для того, чтобы показать в живом примере то, что выше было сказано вообще, и еще потому, что такие случаи сплошь и рядом встречаются в истории законодательств, которые пренебрежительно относятся к жизни, не хотят знать ее и не имеют для нее органа.