Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Тот, что всучил как бы секретные материалы американскому журналисту Никлосу Данилоффу с тем, чтобы его можно было арестовать и обменять на советского шпиона. К этому времени Потемкин пошел «по духовной линии» и вскоре будет в печати в «Московском комсомольце» и заявлениях в прокуратуру разоблачать Моссад, организовавший, по его «достоверным сведениям», убийство отца Александра Меня, то есть отводил подозрения от КГБ. Потом он станет секретарем литовского митрополита Хризостома — единственного публично признавшегося в сотрудничестве с КГБ, а потому нуждавшегося в дополнительном контроле, а пока организовал, странную полухристианскую молодежную организацию «Братство диалога».

Генадий Жаворонков «Запрещенный Сахаров»

Среди них был Генрих Алтунян в то время один из руководителей мощного демократического движения «Рух» и уже депутат Верховного Совета Украины — не такого одиозного в Киеве, как в Москве. Когда в соответствии с веянием времени украинские депутаты решили познакомиться, наконец, с канадскими украинцами — большой и очень влиятельной диаспорой, в делегацию был включен и Генрих. Но только в Канаде обнаружилось, что местные украинцы говорили по-английски и, естественно, блестяще по-украински, иногда с некоторыми западинскими заимствованиями. Но никто из них не говорил по-русски. А в делегации украинских парламентариев не было ни одного человека говорившего по-английски и один Генрих — полуармянин, полунемец говорил по-украински.

Митя Волчек, Андрей Бабицкий и еще пара человек, работавших в «Гласности», а теперь работавших в Праге, в эти годы не звонили мне никогда, но Володя Тольц, редактировавший передо мной, в начале восьмидесятых годов, подпольный «Бюллетень «В» раз в год мне позванивал).

Не могу в связи с этим забыть двух пережитых мной пыток: первой был фильм обо мне в Нью-Орлеане при вручении «Золотого пера свободы», а вторая еще мучительнее — сотрудники французского телевидения (кажется, Антенн-2) постоянно снимавшие и передававшие мои комментарии, желая с их точки зрения, сделать мне приятное, смонтировали в качестве сюрприза часовой фильм, подвели меня к экрану и стали вокруг меня, пока этот фильм крутился. Ни уйти, ни даже закрыть глаза я не мог, но для меня это была незабываемая и невыносимая мука.

Только Андрей Илларионов год назад скромно полупризнался — «Мы — группа молодых реформаторов — не понимали, что демократическое движение нуждается в поддержке».

Не помню в Москве или в Варшаве Ромашевский рассказывал мне, что это именно он сверг Ярузельского. Вскоре после того, как Збигнева освободили из заключения (при введении военного положения в Польше) он смог уехать в США. В Польше начались все более массовые митинги и демонстрации, на которые правительство Ярузельского реагировало по-новому — всех участников тщательно фотографировали сотрудники безопасности, после чего опознавали и увольняли с работы, а студентов и школьников выгоняли из школ и вузов. Митинги начали спадать, но Ромашевский у американских поляков собрал большой фонд и теперь, когда рабочих увольняли с работы, фонд продолжал им выплачивать зарплату. В результате вся Польша вышла на улицы. Москва теперь явно не была готова к интервенции и Ярузельскому пришлось создавать коалиционное правительство с представителями «Солидарности». Впрочем, может быть это было запланировано заранее. Как мне говорил единственный приличный польский премьер Ян Ольшевский.

Заметим, что все это было враждебно и прорусскому режиму в Тирасполе и руководству гигантской военной русской группировки в регионе.

Когда-то она меня совершенно поразила замечанием, что умнейший премьер-министр Франции Робер Менар, с которым я был в хороших отношениях никогда не станет президентом — французы не станут за него голосовать — он слишком худой.

Уезжая она говорила мне, это было году в 90-м:
— Как жаль уезжать из Москвы. Здесь сегодня так интересно.
— Да, — согласился я, — нам тоже очень интересно. Хотя не совсем так, как Вам. Вы смотрите на клетку с удавом и кроликом и Вам интересно съест ли удав кролика. Кролику тоже это интересно, но не совсем так, как зрителю.