Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Приложена была к этому письму «консолидированная» просьба еще уцелевших (во многих случаях какой ценой?) на всем гигантском пространстве России двадцати пяти правозащитных организаций к Европейскому союзу защитить у нас свободу печати, соблюдение избирательных прав, реформировать правоохранительные органы и судебную систему, избавить от расовой дискриминации и т. д. Это европейцы, а не мы должны быть всем этим озабочены и наводить порядок в России. А мы, уцелевшие, ничем не хотим рисковать.

Впрочем, время шло и даже все те, кто вел себя так тихо и послушно, кто был так счастлив встречаться с Путиным в Георгиевском зале Кремлевского дворца, вдруг узнали, что и они сами очень близки к английским шпионам и что кабинетов на Старой площади для них точно не будет. И тогда «Общее действие» (Алексеева, Пономарев и другие) вдруг вспомнили (или узнали), что оказывается на свете есть КГБ-ФСБ, и что (о, ужас!) оказывается даже президент Путин — подполковник этой организации.

И они «мужественно» (конечно с абсолютным бесстыдством украв чужое название и спекулируя на чужой судьбе) решили провести конференцию «КГБ: вчера, сегодня, завтра». Они даже совместно написали проект конференции и тут выяснилось, что ничего кроме их собственных (вполне бессмысленных, поскольку сами они ничего не понимали и всего боялись) выступлений там нет, а из тех, кто в этом что-то понимал, нет ни одного, кто бы доверял этой компании.

И тогда ко мне приехал Эрнст Черный с просьбой помочь и уверением, что именно он был против того, чтобы присваивать чужую судьбу. И составленной «Общим действием» программой — совершенно бессмысленной. Это и был третий из упоминаемых мной документов. И сперва я согласился. Конечно, сказал, что ни с кем из них «соорганизатором» я не буду, в лучшем случае дам им выступить, хотя обычно мы не допускали людей, которые не знают, о чем говорят. К этому времени я уже полагал, что мало подвести итоги правления КГБ в России, надо еще провести завершающие слушания о самом механизме, процессе захвата власти в России. Это был важный и международный опыт захвата власти в гигантской стране спецслужбами. Тем более, что Алексеева с Пономаревым и «Мемориалом» впервые сами готовы дать на это деньги. И я даже начал вести какие-то предварительные консультации. До этого генерал Шебаршин — двухдневный председатель КГБ СССР и начальник внешней разведки пригласил меня в гости через своего родственника художника Славу Челомбиева. Для этого был благовидный предлог — будучи резидентом в Иране Шебаршин пристрастился собирать персидские рукописи, да и у меня есть довольно приличная исламская коллекция. Но главным, я думаю, было то, что он был одинок, ничего не пытаясь урвать лично для себя и иначе относясь к России, чем большинство его коллег по Лубянке и, конечно, знал, что я тоже не воспользовался ни одной из представлявшихся возможностей, карьерных или финансовых. Но мне это сходство казалось недостаточным и я тогда ответил, что у меня нет времени. Но на этот раз я позвонил Челомбиеву и сказал, что хотел бы повидаться. На этот раз Шебаршин ответил неопределенным отказом: то ли был обижен, то ли интерес у него пропал, потом оказалось, что был уже тяжело болен. Полковники КГБ, последние кто еще рисковал участвовать в наших конференциях, Петр Никулин и Станислав Лекарев уже были очень нездоровы. Чтобы понять как КГБ участвовало в уничтожении «Демократической России» я повидался с одним из ее администраторов Михаилом Шнейдером и руководителем центрального московского отделения Ильей Заславским (тем, что в бытность председателем Октябрьского райисполкома и насаждая «капитализм в отдельно взятом районе» убедил меня зарегистрировать в 1988 году фонд «Гласность»). Шнейдер говорил, что он ничего не знает и мало что помнит, Заславский, по старому знакомству, с исчерпывающей прямотой сказал мне:

— Я ничего не буду рассказывать об этом и Вы, Сергей Иванович, не найдете ни одного человека, который согласиться об этом говорить.

Для меня во всем этом не было ничего неожиданного. Мы с Андреем Солдатовым и Ириной Бароган, которые по молодости ничего не знали о 80-х и 90-х годах и даже писали, что правление Ельцина было временем расцвета демократии, но серьезно отслеживали работу ФСБ в двухтысячные годы, составили список из почти ста человек что-то знавших и понимавших, из которых человек десять могли согласиться выступить на конференции. И тут я остановился. Я понял, что со всеми этими людьми мне лично надо разговаривать и их уговаривать, что наступило время, когда уже ни с кем другим, самыми приличными и доверенными помощниками, на эти темы даже предварительно говорить никто не будет. И нельзя было их пригласить к себе, надо было ехать к ним или встречаться где-то в кафе. И на сотню таких переговоров я уже физически не был способен. Так все и кончилось. Конечно, никакое «Общее действие» по другим причинам все вместе на это не было способно и десятая конференция «КГБ: вчера, сегодня, завтра» проведена уже не была.