Иммануэль Валлерстайн - Есть ли будущее у капитализма?

В финале пусть прозвучит оптимистическая нота. Большой кризис и трансформация, каков бы ни был их сценарий, не подразумевают, что мир подошел к концу. Все наши социологические знания указывают на то, что пока существуют люди, связанные между собой в социальные организации, нет оснований считать, что история закончится. Наихудших сценариев, включающих мировую ядерную войну или экологический коллапс, к счастью, можно избежать, во многом именно потому, что коллективное уничтожение человечества в течение нескольких десятилетий уже рассматривалось как вполне реальная угроза. Конец капитализма — вовсе не катастрофа из того же ряда. Кризис несущих конструкций политической экономии современного мира не подразумевает наступления судного дня. В конце концов, конец капитализма вселяет определенную надежду. Но есть и сопутствующие опасности. Мы должны помнить о том, как в XX веке попытки выработать антикапиталистические альтернативы в ответ на кризис привели к усилению тоталитарных тенденций и завершились бюрократической инерцией. Равным образом нам не следует забывать о том, что эти антикапиталистические проекты выросли непосредственно из государственных аппаратов и кадров, сформировавшихся в ходе мировых войн. Этот трагический урок нельзя упустить. В грядущие десятилетия основными политическими векторами должны стать обуздание милитаризма и упрочение демократических прав человека на всей планете. Тупик политической экономии капитализма подводит нас к историческим ситуациям, когда то, что в течение долгого времени считалось утопией, может обрести технически реализуемые перспективы в новом типе политической экономии. Это может помочь нам более успешно совладать с угрозами биосфере нашей планеты и многими другими проблемами, с которыми человечество столкнется в следующие годы этого столетия.

Те, кто опасается, что посткапитализм принесет с собой мертвящий застой, несомненно, заблуждаются. Равным образом заблуждаются и те, кто надеется, что посткапитализм создаст вечный рай без каких-либо проблем и кризисов. После кризиса — и, как считают некоторые из нас, в результате посткапиталистического перехода середины XXI века — произойдет еще много всего. Надо надеяться, что большей частью хорошего. Увидим, и уже скоро.

Ilya Prigogine, The End of Certainty: Time, Chaos, and the New Laws of Nature (New York: Free Press, 1996), 166; Илья Пригожин. Конец определенности: время хаос и новые законы природы. Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2000, с. 145.

Я объясняю этот процесс в: Immanuel Wallerstein, «The Concept of Hegemony in a World-Economy», in Immanuel Wallerstein, The Modern World-System, ll: Mercantilism and the Consolidation of the European World-Economy, 1600–1750 (Berkeley: University of California Press, 2011), XXII–XXVII

Верно, что марксисты разделились на два лагеря в результате Великой Октябрьской революции — социал-демократов (или Второй интернационал) и коммунистов (или Третий интернационал). Однако их расхождения касались не стратегии двух шагов, но скорее того, как реализовать первый шаг — захватить государственную власть. Более того, к 1968 г. социал-демократы перестали называть себя марксистами, тогда как коммунисты называли себя марксистами-ленинистами. Для молодых людей, которые составляли основную массу участников общемировой революции 1968 г., эти дебаты между приверженцами двух Интернационалов, столь важные для «старых левых», почти не имели смысла, потому что эти молодые люди были невысокого мнения об обеих разновидностях социальных движений «старых левых».

Следует помнить, что в это время главная политическая линия социал-демократических партий — государство всеобщего благосостояния — поддерживалась чередующимися с ними консервативными партиями, которые придирались только к деталям. Я считаю либералов-приверженцев Нового договора в США разновидностью социал-демократов, которые всего лишь отказались от этого ярлыка по специфическим причинам, связанным с политической историей Соединенных Штатов.

Большинство латиноамериканских стран стали формально независимыми в первой половине XIX в. Но популистские движения продемонстрировали там силу, аналогичную силе национально-освободительных движений в по-прежнему формально колониальном мире.

Подробнее об этом см. в: Michael Mann, The Sources of Social Power, Volume 3: Global Empires and Revolution, i8go-ig45. Cambridge: Cambridge University Press, 2012, ch. 7; Michael Mann, The Sources of Social Power. Volume 4: Globalizations, ig/f.g-2011. Cambridge: Cambridge University Press, 2013, ch. 11).