Виктор Черкашин - В поисках агента. Записки офицера КГБ

ЦРУ было достаточно безоружным перед такого рода предложениями, поскольку до этого американцам не удавалось получать заслуживающей внимания информации по данной тематике. В штаб-квартире Управления на совещании, в котором участвовали руководитель контрразведывательных операций ЦРУ Гэс Хэтавей, начальник отдела SE Гербер и руководитель тайных операций в отделе Пол Редмонд, решили заплатить эти деньги, которые через некоторое время наш сотрудник изъял из заложенного американцами тайника в Австрии. В ЦРУ автор письма проходил как «мистер X».

Несколькими днями позже американцы получили второе письмо с дополнительными подробностями. В нем, в частности, сообщалось, что КГБ перехватывает зашифрованные сообщения ЦРУ, посылаемые из секретного центра связи Управления в Уорентауне, штат Вирджиния. Автор за это просил еще денег. Чтобы повысить ценность переданной информации, а также еще больше отвлечь внимание ЦРУ на ликвидацию своих внутренних проблем, в письме Чарлз Левен обвинялся в сокрытии для себя части денег, предназначенных для оплаты услуг Варенника. В следующие несколько месяцев в ЦРУ было направлено еще несколько писем по делу Варенника. Все это время в Управлении занимались тщательной проверкой надежности линий связи с загранточками. В результате Гербер и Хэтавей пришли к выводу, что письма «мистера X» являются провокацией КГБ. Позже я узнал причину такого заключения: в ЦРУ отказались верить, что Левен, пользовавшийся уважением в Управлении, мог пойти на кражу денег. Этот эпизод показал нашу ошибку, идущую от недопонимания и недооценки культурных и моральных принципов американского общества. И тем не менее, эта операция помогла на некоторое время переключить ЦРУ и ослабить поиски источника его серьезных проблем.

Даже после того, как американцы поняли, что против них противник осуществляет операцию дезинформации, они не могли полностью поверить сделанным выводам. Всегда остается вероятность, что что-то недосмотрено или недоучтено или же еще не известны очень важные обстоятельства той или иной проводимой (проведенной) операции. В этом плане наши усилия — посеять неуверенность в действиях ЦРУ, «связать руки», — проведенные разведкой в конце 80-х годов, следует признать успешными.

Из операций с использованием агентов-двойников для прикрытия ценной агентуры на территории США стоит упомянуть одну, характеризующую проявленные храбрость и профессионализм ее участника. В 1987 году сотрудник американского отдела ВГУ Александр Жомов осуществил оперативный подход к московскому резиденту ЦРУ Джеку Даунингу с предложением о сотрудничестве. В ПГУ знали, что американцы были практически уверены, что мы никогда не рискнем подставлять им сотрудника центрального аппарата КГБ. Поскольку Жомов являлся именно таким человеком, мы верили, что ЦРУ «проглотит наживку». Так оно и оказалось, и вновь испеченный шпион получил у американцев псевдоним «Prologue».

Через Жомова ЦРУ снабжалось дезинформацией об арестах американской агентуры, сделанных нами в течение 1985 года. В каждом таком случае разоблачение агента правдоподобно объяснялось либо случайностью, либо как результат кропотливой аналитической работы Центра. Жомов продолжал водить за нос американцев до июля 1990 года, пока ЦРУ не попыталось тайно переправить его в США для тщательной проверки, в том числе с использованием полиграфа. Естественно, на это руководство КГБ не пошло, и игра была закончена.

Я уже был достаточно опытен, чтобы знать, какие рутинные процедуры ожидают вернувшегося из длительной загранкомандировки офицера ПГУ, и был к этому готов. Жалобы или негативные оценки моей работы были редкими. Мои отчеты отвечали устоявшимся в ПГУ требованиям, и я обычно заранее знал, что меня ожидает на службе. На этот раз все протекало иначе. Я почувствовал это уже в Вашингтоне, когда коллега, менявший меня в качестве нового руководителя линии «КР» резидентуры, не смог ничего сказать о моем новом назначении.

По прибытии в Москву мне пришлось ждать два дня, чтобы меня принял начальник управления «К» ПГУ Анатолий Киреев. Он вроде как также ничего не знал о моем будущем. «Этим вопросом занимается сам Крючков», — был его ответ. Встреча оказалась холодной, но это не могло меня сильно удивить. Не было секретом, что возвращавшихся из командировок офицеров часто ожидал холодный прием, иногда даже подозрение со стороны их коллег — сотрудников центрального аппарата разведки. Я знал, что предстоящее общение с некоторыми из вышестоящего начальства, кто знал о результатах моей работы в Вашингтоне, будет особенно трудным. Оставался также вопрос о моих отношениях с Олегом Калугиным, которые, по моим сведениям, не одобрял Крючков. Я никогда не считал себя защитником Калугина. Но по мере того, как он постепенно лишался симпатий и поддержки высшего круга руководства Комитета, я понимал — независимо от того, справедливо это или нет, — что меня рассматривали как его сторонника. И все же, несмотря на ощущение быстро сужающихся перспектив моего будущего, я не был готов к тому, что меня ожидало впереди.