Сергей Носов - Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2

Ленин стоит во дворе. Пьедестал под ним столь невысок, что можно им пренебречь – считайте, что стоит на земле. За спиной – стена. За стеной (вход с другой стороны) – кафедра теории и методики хоккея. Рядом с Лениным растут два дерева. На одном на уровне головы Ленина прибит скворечник.

Надо заметить, в университете уже был один памятник Ленину, когда сюда привезли этот. Он был поскромнее, хотя и позолоченный весь. Но памятники не любят соседства себе подобных, и теперь – в так называемом первом дворе – о прежнем Ленине напоминает лишь кубический постамент, никем больше не занимаемый.

А еще в Университете имени Лесгафта есть памятник самому Лесгафту. Ленин и Лесгафт были знакомы. В свое время Лесгафт основал Курсы воспитательниц и руководительниц физического образования, в начале прошлого века на них преподавал Ленин. Обретение памятника Ленину здесь объясняют, в частности, и этим историческим обстоятельством. Лично я придерживаюсь другой версии: подобно тому, как Лесгафт привлек Ленина преподавать у себя на курсах, памятник Лесгафту привлек Ленина в Университет имени Лесгафта. [8]

В числе трудов Лесгафта – работы по анатомии. Интересовался ли анатомией Ленин? В каталоге кремлевской библиотеки Ленина «Курс теоретической анатомии» Лесгафта не значится. Но из этого не следует, что к проблемам анатомии Ленин был безразличен. Как материалист он в разумных пределах анатомию знал. Не будем распространяться об этом, но ведь и на посмертной судьбе ленинского тела сказались достижения в областях знаний, основу которым составляла теоретическая анатомия. Иными словами, я не вижу ничего нелепого в том, что памятник Ленину глядит в окна кафедры анатомии. При желании между Лениным и анатомией можно обнаружить и более сильную связь.

Остается назвать точную высоту памятника. Пять с половиной метров. Это много, это действительно много. Памятник с Варшавского – один из самых высоких монументов Ленину в городе Ленина. Когда его открывали в сорок девятом, он был самым высоким Лениным в Ленинграде. Сейчас он второй. Выше только аникушинский Ленин на Московском проспекте.

Памятник этот уже не существует, что верно, то верно. Однако вся его недолгая жизнь – от рождения до гибели – прошла на моих глазах: я жил рядом, каждый день проходил мимо. Шутка ли это, пережить памятник, и не просто пережить (памятники на самом деле в среднем живут недолго), но быть свидетелем как рождения его, так и кончины. Я знал, что с ним обязательно случится что-то фатальное, но не догадывался, что это произойдет так скоро. И хотя жизнь его действительно оборвалась на восьмом году многозначительного стояния, есть ощущение, что история не закончилась: на освободившемся месте обязательно что-нибудь обнаружится вновь, потому что слишком это большая роскошь для одной из самых широких площадей Петербурга – обходиться без памятника.

Вот почему после некоторых колебаний я все-таки решился включить в книгу очерк об уже не существующем памятнике.

Чтобы не пересказывать другими словами уже однажды рассказанное, приведу фрагмент из своего давнишнего эссе [9], написанного в ту еще пору, когда объекту ничего не угрожало.

Начнем издалека и с общеизвестного.

1) «Преступление и наказание» входит в условную группу «главных», «мировых» романов, скажем, в десятку или двадцатку – не важно.

2) Если бы мы захотели выделить из этой десятки-двадцатки такие произведения, месту действия в которых с максимальной точностью отвечает топография реальной местности, пришлось бы назвать два творения – роман Достоевского и «Улисс» Джойса.

3) Из великого множества уголков Дублина, упомянутых в «Улиссе», нельзя выделить особого места, связанного с ключевым, кульминационным, смыслостягивающим происшествием, по причине отсутствия отвечающего тому эпизода: кульминации в традиционном понимании этого слова в «Улиссе» нет. В «Преступлении и наказании» – есть. Соответственно, есть и место, относящееся к этому эпизоду, и оно в романе обозначено точно: середина Сенной площади, перекресток («Поди на перекресток, поклонись народу…»), место, где Раскольников – в экстазе духовного очищения – целует «эту грязную землю».