Рассказывая о том, как «было выполнено это черное дело», Ал. Смирнов, в частности, писал: «Тут одно может показаться странным. Убивая Бегичева, Натальченко преследовал вполне определенные цели, ну, а почему остальные — Сапожников и Семенов — допустили совершение этого злодеяния? У них, кажется, не было никаких счетов с Бегичевым, чтобы желать его смерти? Свою пассивность они объяснили боязнью связываться с Натальченко. Как бы то ни было, а, не шевельнув пальцем в защиту невинного человека, они тем самым приобщили себя к преступлению. Следовательно, им ничего не оставалось, как потом вместе с Натальченко рассказывать легенду о естественной смерти Бегичева».
В этом отрывке обращает на себя внимание одна важнейшая фраза: «Свою пассивность они объяснили (разрядка моя. — А. В. ) боязнью связываться с Натальченко». Кому объяснили? Где и когда? Следователю таких объяснений они не давали, иначе уголовное дело нельзя было бы прекратить. Значит — корреспонденту? Или кому-то еще? Полное противоречие следственных показаний каким-то неведомым «объяснениям» тех же свидетелей, воспроизведенным в центральной печати, побуждало возобновить следствие «по вновь открывшимся обстоятельствам» (есть в законе такая формулировка).
Побуждало, но не побудило. Сенсационное утверждение журналиста не было ни отвергнуто, ни подтверждено. Никакой проверке оно не подвергалось. А поскольку судебное решение о прекращении дела было известно всего нескольким лицам, статью же «Всемирного следопыта» читали многие тысячи, в общественном сознании, естественно, укоренилась лишь печатная версия.
Напрасно Натальченко просил снять с него подозрения и наветы публично. «Препровождая при этом копию моего заявления на имя редакции газеты «Красноярский рабочий», — писал Натальченко в суд, — прошу принять меры к тому, чтобы указанная редакция поместила бы на столбцах своей газеты реабилитирующую мою честь статью со ссылкою на состоявшееся определение Красноярского окружного суда о прекращении дела».
Суд исполнил своюобязанность, высказался категорично и ясно: подозреваемый не виновен! Но понудить печать довести об этом до всеобщего сведения суд не мог. Тогда Натальченко обратился к окружному прокурору: «…редакция «Красноярский рабочий» до сих пор не напечатала постановление Красноярского окружного суда о прекращении дела о насильственной смерти Н. А. Бегичева… Ходатайствую о том, чтобы прокуратура приняла меры к помещению в газете упомянутого постановления, восстанавливающего мое опозоренное имя по вине редакции».
В печати, однако, ни строчки не появилось. Думаю, потому, что плохо верилось в невиновность. Оставалось ощущение какой-то неполной правды. А неполная правда, в какие одежды ее ни ряди, все-таки просто неправда. Исключений тут не бывает.
Со временем молва приутихла. Совсем иные события волновали страну. Началось гигантское по своим масштабам освоение Арктики, о котором мечтал и которое предвидел Никифор Алексеевич Бегичев. Происходили огромные социальные перемены, оказавшие влияние на судьбы миллионов людей. «Частный» вопрос о тайне мыса Входного потускнел, затмился, растворился в сложнейших и бурных событиях тех лет.
Но имя легендарного боцмана (в этом звании Бегичев был демобилизован после русско-японской войны) не было, конечно, забыто. Славные дела его властно манили к себе влюбленных в Север людей. Два человека — из числа тех, кто был причастен к исследованию его жизненного пути, — сделали особенно много для того, чтобы ни один, даже самый малый, штрих биографии этого выдающегося путешественника не был забыт, чтобы всем его деяниям было отведено достойное место в истории науки, в истории родной страны.
Сибирский поэт Казимир Леонидович Лисовский преодолел — и не единожды — многие тысячи километров по тундре и Заполярью, побывал в местах, где путешествовал и вел промысел Бегичев, встретился на дальних факториях и в чумах с людьми, которые еще помнили Улахана Анцыфера, записал их рассказы. Он добрался до мыса Входного (там уже был небольшой рыбацкий поселок), отыскал в девяти километрах от него почти развалившуюся избу, где Бегичев умер, и место его захоронения.
Именно благодаря усилиям Казимира Лисовского могила выдающегося исследователя Севера была приведена в порядок, на ней был установлен обелиск, а место это — «изба Бегичева» и «могила Бегичева» — нанесено на морские карты лоций и подробные авиационные карты побережья Карского моря.
Читать дальше