Трэвис Джеппсен - Добро пожаловать в Пхеньян! Ким Чен Ын и новая жизнь самой закрытой страны мира

Предпоследним номером на фоне Монумента Трудовой партии выступает полный состав юношеского оркестра, в котором западные музыкальные инструменты соседствуют с традиционными корейскими. Под руководством тринадцатилетнего мальчика-дирижера в пионерском галстуке оркестр исполняет какую-то композицию, а молодая девушка, двигаясь к центру сцены, декламирует поэму о славной родине. Затем к ней присоединяются еще две девушки, одетые в такие же наряды. Это трио начинает петь победную песнь во славу Трудовой партии. Далее девочка предподросткового возраста, закутанная в чосонот , выдает головокружительное соло на ударных, состоящих из восьми кожаных барабанов, после чего к ней присоединяются, заполняя всю сцену, юные барабанщики и барабанщицы, у которых на ремнях через плечо свои барабаны разных форм и размеров. Они все вместе исполняют сложный и быстрый ритм, работая как единый механизм. Когда звук последнего удара затихает, они синхронно кланяются под бурные аплодисменты.

Все номера отработаны до совершенства. Каждое движение грациозно, каждая нота слышна абсолютно отчетливо, неважно, высокая или низкая. Занавес поднимается и опускается точно в нужные моменты. Даже когда участник стоит не в центре сцены или когда целый детский хор поет песню, прославляющую Вождя, все вдыхают и выдыхают одновременно, делают какие-либо движения безупречно синхронно и без каких-либо видимых усилий – как будто они все подключены к единой батарее. Есть что-то пугающее в этом – хотя подобное ощущение приходит позднее, уже после финальных поклонов.

На обратном пути к нашему микроавтобусу мы проходим мимо кучки детей-заиничи, которые собрались перед дворцом для группового фото. Эти подростки смотрели представление, сидя за нами в затемненном зале. Они одеты достаточно обыкновенно, так что их можно легко принять за северокорейских подростков. Но когда я рассматриваю их при дневном освещении, у меня взрывается мозг. «Посмотри, какие он высокие», – шепчу я Александру. Это действительно так – они гораздо выше взрослых северокорейцев вокруг них. Статные фигуры.

Черные волосы блестят естественным блеском. Кожа бела, что так отличает их лица от обожженных солнцем лиц северокорейских мужчин. У них нет оспин, говорящих о недоедании в детском возрасте. Одним словом, они выглядят как здоровые люди. Наблюдая за ними, стоящими тут, за тем, как они обнимаются и естественно, не вымученно улыбаются, я понимаю, что они – из совершенно другого мира. Я даже вздрогнул при мысли о том, что после всего трех недель в КНДР я стал воспринимать чахлый и малорослый облик среднего северокорейца как нечто нормальное. Я стал в какой-то мере чувствовать себя как дома.

Последним пунктом нашей программы этого насыщенного Дня Победы была некая новая достопримечательность, расположенная в сельской местности в окрестностях Пхеньяна. Это место открылось недавно, и никто из нас, включая Мин и Ро, никогда не бывал там. Мы ничего не знали о нем, за исключением того, что его статус был обозначен как «революционная достопримечательность», такой статус можно автоматически присвоить любому клочку земли, на котором один из вождей делал что-то великое, имеющее общенациональное значение. Подобные места играют решающую роль в развитии национальной мифологии. Хорошим примером служит дом, в котором родился Ким Ир Сен в Мангёндэ, недалеко от Дворца пионеров и школьников. Другим – фальшивое место рождения Ким Чен Ира у горы Пэктусан.

Наш микроавтобус едет по длинной, узкой дороге, обе стороны которой украшены элементами декоративной ландшафтной архитектуры и безукоризненно ухоженными газонами; каждый камень отполирован, каждая пышная цветочная клумба имеет строгую геометрическую форму. «Блин, что это? Волшебный изумрудный город?» – шепчу я Алеку. Он качает головой. У Александра тоже нет никакого представления, что это за место.