Но потом чем больше новых переселенцев прибывало на историческую родину, тем меньше становилось таких писем. Вместо этого в Японию все чаще и чаще приходили письма весьма тревожного содержания: они начинались со славословий в адрес Ким Ир Сена и восторгов по поводу жизни при социализме, а заканчивались просьбами прислать предметы первой необходимости, которые даже беднейшие из бедных корейцев в Японии могли получить без проблем. Подобные просьбы явно противоречили предыдущим заявлениям об изобильной новой жизни. Завуалированные упоминания о тяжелой работе, которую приходится выполнять, о последствиях переселений в отдаленные сельские уголки страны фактически были предостережением для остававшихся в Японии родственников: им стоило пересмотреть свои планы насчет возвращения на историческую родину. В некоторых письмах были и более откровенные и обескураживающие предупреждения, написанные мельчайшим почерком.
По рассказам тех репатриантов, которые позже, уже во время голода 1990-х, умудрились бежать из Северной Кореи, мы можем составить для себя ясную картину происходившего со многими из них. То, что поначалу казалось ловким ходом правительства Северной Кореи, в конце концов стало бременем для страны с ограниченными ресурсами, так как переселенцев прибывало всё больше и больше. Значительная часть из них могла сразу увидеть огромную пропасть между тем, что им обещали, и реальной жизнью на новой родине.
В порту Чхончжин на восточном побережье, куда приезжали все японские корейцы, стояли толпы угрюмых местных жителей, которых обязали встречать вновь прибывших с песнопениями и букетами цветов. Корейцы-заиничи, сходившие на берег с тех кораблей, потом рассказывали, что волна разочарования накрывала их в ту минуту, когда они видели поношенную, драную одежду и обгорелые под солнцем лица людей, приветствовавших их из толпы, серые и уродливые здания этого города, пустые полки местных магазинов.
Как уже говорилось, поначалу некоторым семьям бывших корейцев-заиничи удалось устроиться в Северной Корее очень неплохо. Те, у кого в Японии оставались близкие родственники, могли получать денежную помощь и посылки с различными товарами, которые они обменивали, продавали или оставляли себе. «Обычные» корейцы им завидовали и из-за этого испытывали к ним сильную неприязнь. Позднее многие переселенцы стали жертвами официальной дискриминации: из-за того, что они жили на территории врага, их считали политически неблагонадежными. Число репатриантов, закончивших свои дни в лагерях, неизвестно. Однако как минимум один беженец – Кан Чольхван, бывший кореец-заиничи, побывавший вместе со своей семьей в заключении в концлагере Ёдок, – утверждает, что очень многие переселенцы подверглись подобным политическим гонениям.
После нормализации отношений между Южной Кореей и Японией в 1965 году программы репатриации корейцев стали гораздо менее масштабны, но продолжали существовать вплоть до 1984 года. В наше время уже нет переселенцев, но ассоциация «Чхонрён» до сих пор сохраняет свое влияние: под ее эгидой в Японии работает сеть школ, где корейцы-заиничи изучают великие подвиги Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Каждое лето семьи корейцев-заиничи посылают своих детей в Пхеньян по культурным, образовательным и туристическим программам.
* * *
Свет гаснет. Маленькая девочка лет шести, с улыбкой, будто приклеенной к губам, подходит к микрофону. Она приветствует зрителей – в основном это родители и туристы – дрожащим от экстатического волнения голосом, подражая знаменитой телевизионной дикторше вечерних новостей Ли Чхунхи. Манера так произносить речи, вероятно, пришла из мелодраматического японского театра «Симпа», который был популярен в Корее в колониальное время. Конечно, большинство северокорейцев сегодня вряд ли подозревает об этом. Затем девочка грациозно удаляется со сцены и поднимается красный занавес. Начало спектакля подобно запуску ракеты: тишину разрывает музыка, грянувшая сразу во всю мощь.
Как на эстрадном концерте, номера следуют один за другим. Многие из них – смесь традиционного корейского искусства и пропаганды в привычном северокорейском стиле, что придает им «современное» звучание. Ансамбль девочек танцует пучхэчхум – традиционный корейский танец с веерами. Круглолицый пятилетний карапуз выдает пронзительное соло на альте, способное оживить любую спящую красавицу. Еще один мальчик показывает впечатляющие акробатические трюки. Девочка-солистка ставит себе на голову какую-то урну и начинает танцевать, быстро кружась и перемещаясь по всей сцене. Она ни разу не потеряла равновесие, улыбка ни на мгновение не сошла с ее лица, будто была приклеена намертво. Хор из восьми девочек поет какую-то песню под аккомпанемент юного аккордеониста. Далее несколько аккордеонистов соревнуются друг с другом, выдавая рулады в невероятном темпе. Аккордеон – любимый музыкальный инструмент в стране. Некоторые зарубежные музыканты утверждают, что в КНДР делают лучшие аккордеоны.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу