Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Моряки не сидели без дела: скучать было некогда. Через прорубь промеряли глубины, ремонтировали судно, возили с берега плавник, доставали драгой со дна всякую живность. В свободные часы бегали на лыжах и коньках, а по вечерам собирались в уютной кают-компании: играли на пианино, слушали граммофон и однажды устроили даже любительский спектакль. Судовой повар Калмыков сочинил стихи, которые так понравились, что их постоянно распевали хором:

Как-то в мороз моряки охотились за белым медведем. Гнали его чуть не десять километров, но медведь ушел, а разгоряченные охотники простудились.

Единственная женщина на корабле, Ерминия Александровна Жданко, исполнявшая обязанности врача, сбивалась с ног, ухаживая за больными. Возможно, простуда ослабила людей, и тогда какое-то странное заболевание, похожее на цингу, постепенно превратило корабль в лазарет. Хуже всех чувствовал себя Брусилов, который пластом лежал в постели.

Болезнь пошла на убыль лишь к весне, когда стало ненадолго появляться солнце, а свежее, пахнущее рыбой мясо белых медведей не сходило со стола.

На корабле готовились продолжать плавание. Вокруг уже синели разводья чистой воды.

Но льдина, в которую вмерз корабль, плохо таяла и по-прежнему цепко держала его.

Море, желанное открытое море, с редкими, не страшными пятнами ледяных полей, словно дразнило моряков. Оно было и близким и недосягаемо далеким, как улица под тюремным окном, на которую из-за решетки смотрит узник.

Моряки взрывали заряды пороха, пилили, кололи, долбили лед. Но пробить канал к открытому морю было им не по силам. А дни снова стали укорачиваться. Вместе с полярным летом уходила надежда на освобождение.

К середине августа начали готовиться ко второй зимовке. Судно в это время находилось у 80-й параллели, в недоступных местах Полярного бассейна. Его медленно, зигзагами тянуло вместе со льдами все дальше и дальше на север.

Снова пришла тьма долгой зимней ночи. На корабле кончился керосин, кончились свечи. В самодельных коптилках, потрескивая, чадил медвежий жир. Печки топили корабельными переборками. Никто не открывал крышку пианино. Граммофон заржавел. В кают-компании пар дыхания оседал холодными каплями на закопченном потолке.

Нервного, вспыльчивого Брусилова долгая болезнь сделала нестерпимо раздражительным и придирчивым. Он не поладил со штурманом Альбановым, знающим моряком, но тоже не очень выдержанным человеком. Дошло до того, что Альбанов подал рапорт: «Прошу освободить меня от обязанностей штурмана».

Обстановка стала еще более тяжелой.

И в январе 1914 года, когда «Св. Анна» была уже за 82-й параллелью, Альбанов снова пришел в каюту к Брусилову: он считает, что ему следует покинуть корабль.

— Понимая ваше положение, разрешаю, — коротко ответил Брусилов.

Часть команды захотела уйти вместе с Альбановым. Брусилов стал было разубеждать, потом распалился, раскричался:

— Убирайтесь прочь хоть все, до последнего человека, слышите?

По правде говоря, уход части команды не затруднял, а облегчал положение остающихся. «Св. Анна» едва ли могла освободиться из ледового плена ранее осени 1915 года. Если большая часть команды покинет судно, оставшимся хватит провизии до конца дрейфа. А для управления кораблем на чистой воде достаточно нескольких человек.

Штурман энергично готовился к походу. Предстоял путь по весенним движущимся льдам. Нужны были сразу и лодки и сани. Легкие лодки-каяки сделали из парусины, натянув ее на деревянный каркас. Полозья смастерили из буфетного стола. Работали в холодном трюме, при коптилках, в полутьме.

В те годы еще не существовало надежной карты тех мест, через которые штурман собирался повести свой отряд. Но в судовой библиотеке нашлась книга Фритьофа Нансена об экспедиции на «Фраме» со схемой, на которой была обозначена Земля Франца-Иосифа, севернее ее — Земля Петермана и северо-западнее — Земля короля Оскара. Еще Нансен убедился, что очертания островов архипелага Земли Франца-Иосифа нанесены приблизительно. После своего похода к полюсу он кое-что исправил, но все равно это был лишь предварительный набросок карты.

Если взять сегодня изданный в 1897 году русский перевод книги Нансена и сравнить схему, о которой идет речь, с современной картой архипелага, то станет ясным, сколько там ошибок.