Александр Тарасов - Написанное болью

И, что удивительно, ничего они не боятся, никакой Нюрнбергский трибунал их не ждет. Стало быть, можно всё . Зло ненаказуемо. Фашизм узаконен . Жаль, что земля, родившая Григория Котовского, не рождает больше мстителей. Позор.

В Молдавии "демократическая интеллигенция" фашиствовала, в Москве - покрывала своих молдавских единомышленников: "Во время наездов в Москву я обнаружил, что перестал понимать своих коллег и друзей. А они - меня. Все с пеной у рта доказывали, что Приднестровье нужно уничтожить как осколок империализма и оплот коммунизма.

- А как же люди? - вопрошал я растеряно.

В ответ меня презрительно именовали "патриотом" и даже почему-то "антисемитом". Для комплекта. : Люди (московским либералам. - А.Т .) были неинтересны. Их вообще не было. Ни изнасилованных девочек, ни распятых на деревьях мальчиков, ни воющих на похоронах несчастных приднестровских баб, ни утопленных в крови Бендер, ни разнесенных снарядами церквей и синагог, школ, детских садов, больниц. Не было. Ничего не было. Была новая идеология, в которой : не было места человеку" (с. 178).

Жаль, что Бершин струсил и не назвал имен своих коллег из "Литературки", "разоблачивших" его как "антисемита".

Озверевший Бершин напишет в письме в Германию: "Я вот теперь приезжаю в свою родную редакцию "Литературной газеты" прямо из приднестровских окопов и стараюсь честно писать то, что увидел. И что ты думаешь? Люди, которые не покидали своих кабинетов, лучше знают, как там, на фронте, обстоят дела. И рассказывают мне, как надо правильно писать. Если я не соглашаюсь, они для меня находят интересные мифологические прозвища. Спервоначалу, честно тебе, Мартин, скажу - обижался. Горячился. Никак не мог понять, почему мои коллеги считают недавнего первого секретаря ЦК Компартии Молдавии Мирчу Снегура демократом, а недавнего директора завода, исключенного тем же Снегуром из партии Игоря Смирнова - отъявленным коммунистом. Я не мог понять, почему Народный Фронт Молдавии, переписавший свою программу у Антонеску и Геббельса, они считают демократическим, а рабочих, не пожелавших по этой программе жить - сплошь коммунистами. Не мог понять. И был не прав" (с. 61).

Действительно, чего уж тут непонятного. Иуды пайку отрабатывали. Им поступило "сверху" указание: придумать объяснение, как и почему воровать и приватизировать - хорошо и экономически целесообразно. А все, что воплощению в жизнь этого указания мешало, надо было либо оплевать, либо замолчать. Поэтому, естественно, коллективное письмо столичных журналистов, находившихся в Приднестровье, о том, что же на самом деле в Молдавии и Приднестровье происходит (письмо, сочиненное, как отмечает Бершин, украинцем, армянином, азербайджанцем, поляком, евреем и двумя русскими, - форменный Интернационал!), не было напечатано ни одной московской газетой - включая "Литературку", "Московский комсомолец", "Московские новости" и "Собеседник", чьи корреспонденты подписались под этим письмом (с. 127-128).

Зато вовсю публиковались в "демократических СМИ" профашистские измышления тех журналистов, "кто приезжали с готовыми формулами в голове. Они и на передовой-то не появлялись. Писали, не выходя из тираспольской гостиницы. Формулы противостояния, по их мнению, были простыми. С одной стороны (молдавской) - сплошь демократы, с другой - сплошь коммунисты. С одной стороны - борцы за свободу, с другой - страшные щупальца империи. Доходило до смешного. К одному из лидеров дубоссарской обороны, отвечавшему за информацию и работу с прессой, Виктору Дюкареву, приходили журналисты и первым делом строго спрашивали, почему он до сих пор не вышел из КПСС. Им и в голову не приходило, что он в ней никогда не состоял. Но почему в тот момент их интересовало именно это? Не безвинно убитые люди, не разрушенные дома, не снаряды, упавшие на детские сады и школы?" (с. 124-125). А на страницах издававшейся тогда на деньги ЦРУ парижской "Русской мысли", "которая каким-то чудом попала в приднестровские окопы, я прочел уж совсем уникальную статью о приднестровской войне: известный историк Александр Некрич освещал ее, не выезжая из Бостона. Разумеется, все по той же схеме" (с. 125).

Бершин вспоминает, как московская "демократическая интеллигенция" говорила: ""Успокойтесь: так всегда было. Зато внуки нынешних скоробогатеев и националистов будут нормальными, цивилизованными людьми. И все наладится". Больше всего мне нравится пассаж о внуках. Как будто у меня и у всех этих несчастных в запасе еще как минимум сто лет. Да и не наладится. Капитал, нажитый неправедным путем, в основании которого - кровь сотен тысяч, не может очиститься. Он ляжет проклятием на тех, кто его наследует" (с. 34-35). Мы все помним, мы все читали и слышали эти пассажи о "внуках бандитов", которые станут "высококультурными и цивилизованными людьми" (я даже помню имена некоторых из тех, кто это говорил: Егор Гайдар, Виталий Найшуль, Юрий Черниченко, Юрий Карякин, Мариэтта Чудакова, Бэлла Куркова, Юрий Афанасьев, Виталий Третьяков, Наталья Иванова). Интеллектуалы цинично и грубо выполняли задание власти : воспевать воров и воровство, бандитов и бандитизм.