Юрий Поляков - Желание быть русским

Несколько раз мне доводилось подвизаться ведущим на разных телеканалах, и я обратил внимание на странное обстоятельство: эфирный персонал, чаще всего редактора, нередко страдают странной ментальной болезнью с тремя симптомами: антисоветизм, отчизноедство и русоплюйство. Причем, этот недуг служит своего рода признаком интеллигентности, даже избранности. А что? Считали же в XIX веке, что сифилис обостряет талант и что без бледной спирохеты на Монмартре делать нечего. В последнее время к триаде добавился новый симптом – путинофобия. Неприязнь к «бессрочному», как они считают, президенту сегодня сплачивает нашу либеральную интеллигенцию (даже ту, что с выгодой работает на правительство) покрепче, чем монархистов объединяло желание взять Царьград и проливы.

Став ведущим передачи «Дата» на ТВЦ, я сначала никак не мог понять, почему в сценарии фигурируют исключительно имена и события зарубежной истории и культуры, в крайнем случае, российские эмигранты, преимущественно третьей волны. Стал выяснять. Оказалось, в редакции есть только энциклопедия заграничных знаменательных дат. Купил им отечественный справочник. Результат тот же самый. Тогда в прямом эфире я понес отсебятину про низкопоклонство перед Западом и Клавдию Шульженко, юбилей которой мы якобы прошляпили из-за Клаудии Шиффер. Вышел скандал. Наябедничали Олегу Попцову, тогдашнему начальнику ТВЦ. Он разобрался, навалял «западникам» и обязал их не менее половины сюжетов посвящать отечественным именам и датам. Потом я перешел на работу в ЛГ и через месяц, увидев передачу «Дата» с другим ведущим, оторопел: все вернулось на круги своя. Купленный мной справочник, видимо, на радостях сожгли, возможно, в ритуальных целях.

И на других каналах, где мне приходилось работать, я замечал такую же особинку: юбилейные или скорбные даты, связанные с «нерусскими русскими», как-то сами собой попадают в эфирную сетку, точно по выделенной полосе. А вот про «русских русских» приходится напоминать, убеждать, давить. Мы даже в свое время в ЛГ открытое письмо публиковали, когда все каналы дружно «не заметили» смерть крупнейшего русского поэта Юрия Кузнецова. Помню, как пробивал в эфир сюжет о премии имени Аркадия Пластова, знаковой фигуры для русской реалистической живописи ХХ века. Но его вытеснил из сетки фестиваль толи Шагала, толи Кандинского. Я возмутился – мне клятвенно обещали: через год непременно исправим ошибку. Год пролетел, как молодость. Вот сижу я, подгримированный, в студии и, пока выставляют свет, листаю сценарий:

– А где же премия Пластова?

– Какого Пластова?

– Того самого.

– Камера у нас сломалась, – отводя глаза, объясняет руководитель программы.

– Тогда считайте, что и ведущий у вас сломался, – отвечаю я, отстегивая «петличку», и встаю.

– Ну что вы, Юрий Михайлович, так нельзя! Мы же интеллигентные люди…

– Неужели?

И все сразу нашлось: и камера, и машина, и место в эфире… И еще я заметил: когда борешься за место для «русских русских» в информационном пространстве, на тебя как-то странно смотрят, мол, вроде нормальный с виду, хорошо одетый и причесанный гражданин, не пьяный, а вместо галстука повязал на шею змею.

Как ни странно, в нашей многоплеменной державе практически не разработана такая важная дисциплина, как этническая этика, а ведь ее азы, наряду с религиозными основами, надо преподавать в школе и в расширенном формате в средне-специальных и, конечно, высших учебных заведениях. В вузах, готовящих учителей, медийный персонал, чиновников, будущих деятелей культуры, офицеров, – этноэтика вообще должна стать одной из основных дисциплин, и опираться на последние достижения науки. Точнее, на достижения наук, ведь «народоведение» – это и история, и археология, и генетика, и этнография, и психология, и фольклористика, и социология, религиоведение… Люди, которые принимают политические решения, учат, воспитывают, оглашают эфир, снимают фильмы, пишут книги и школят нашу многонациональную армию, должны понимать: национальное чувство, хоть и гнездится в голове, – это объективная реальность. Оттого, что ты сам вырос на Арбате и считаешь себя по национальности «москвичом», эта объективная реальность никуда не исчезает, а порой набухает кровью.

Лет десять-двенадцать назад меня попросили слетать в Баку на конференцию вместе с одним чиновником из администрации президента. Когда самолет набрал высоту, этот симпатичный молодой человек, прежде занимавшийся оптовой торговлей, хлебнув аэрофлотовского виски, попросил меня: