Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

По оценке советских правоохранительных органов, деятельность 10 миллионов граждан находилась в явном противоречии с уголовным законодательством; таким образом, они являлись профессиональными преступниками. Эти спаянные общей опасностью люди находились в остром конфликте с законом и были кровно заинтересованы в радикальном уничтожении преследующей их Советской власти именно как социального строя. Те, кто сформировал какой угодно капитал, всегда будут заинтересованы в его вывозе из страны и вложении в мировую, более эффективную экономику. Это была готовая и многотысячная армия будущей буржуазной революции.

Развращенная номенклатура, теневые дельцы и находящиеся в тесной связи с ними коррумпированные правоохранители. Вот истинные властители экономики СССР на последнем этапе его существования. Крохи с барского стола доставались и «инженерам человеческих душ». «Обед был великолепен: с лососиной, сигом и т. п. Вместо счета директриса вспенила шампанское в продолговатых бокалах и сердечно поблагодарила “мусоров”, что они не забывают ее скромного гостеприимства», – описывает Нагибин очередной званый ужин (95). Они воевали с идеологической цензурой, а не с блатом как таковым, ибо сами входили в систему распределения благ от государства – загранпоездки, высокие гонорары, доступ к начальственному телу.

Либеральная интеллигенция дала этой толпе новых буржуа лишь некую идеологию (точнее, видимость идеологии), в которую она сама вполне уверовала, ибо за ней стояли интеллектуальные авторитеты Запада, отечественные «совести нации», столетние традиции русской культуры. Она зазывала запутавшихся советских правителей в манящие капиталистические дали и снова, как в начале ХХ века, подстрекала грабить награбленное. В перестроечном журнале «Огонек» и доныне известный публицист В. Костиков открытым текстом разъяснял самым тупым прелести нового порядка вещей: «Уровень жизни номенклатуры теснейшим образом связан с уровнем жизни в стране: в убогой, дефицитной экономике ущербно и материальное существование номенклатуры. Оно кажется завидным лишь из окна хрущевской пятиэтажки. И в этом смысле умному, критически мыслящему новому поколению номенклатуры также по пути с перестройкой… Только вместе с перестройкой экономической и политической системы номенклатура может обрести материальное и нравственное достоинство(выделено мной – К.К. )» (97). Яснее не выразишься. Номенклатура зазывалась на пир. В качестве основного блюда – социализм и его государственность.

В ход пошли апробированные рекламные технологии, уличный энтузиазм дезориентированной толпы, национальные противоречия и открытая фальсификация. Когда интеллигент видит «святую цель», он легко идет на нарушение моральных норм, ибо главное – «убить дракона». (98).

Каково же было удивление новых революционеров, когда очень скоро они столкнулись с реалиями настоящей, а не выдуманной ими капиталистической действительности. Смешная деталь: когда диссиденты встречались с президентом США Р. Рейганом в Москве, в течение полутора часов сотрудники американской секретной службы бесцеремонно досматривали приглашенных на это мероприятие. Унизительная процедура вызвала возмущение со стороны приглашенных и значительно задержала начало встречи с президентом США. На ней наши диссиденты выразили Рейгану свое негодование, заявив, что они пришли на встречу с ним как лучшие друзья, просить у него защиты, а к ним отнеслись с недоверием. Обиделись, значит… «А ему – не шибко тут, мол, выйди из дверей», – В. Высоцкий, если кто запамятовал.

Сначала был шок – как, мы же светочи! А потом ничего, смирились: «Вообще-то жизнь у американцев, на мой вкус, очень скучная. Там можно отдыхать, но жить… Там нет понятия – друг. Там все связано с деньгами. Единственная цель – накопление денег, все оправдывают слова “бизнес есть бизнес”», – это солист легендарных «Песняров» Л. Борткевич грустит об отсутствующей на Западе духовности (99). Ничего нового, все эти родовые пятна буржуазного общества были описаны задолго даже до Октябрьской революции: «Каждый, следуя общему неудержимому течению, стремится к богатству и мечтает разбить встречаемые препятствия. На почве самого мрачного равнодушия к общим интересам и доктринам личный эгоизм превзошел всякий предел. Богатство сделалось целью, преследуемой всеми, и из-за нее забывается все остальное», – Гюстав Ле Бон пишет о современном ему капитализме начала XX века (100). А можно вспомнить вообще эпоху Великих географических открытий и занесенный в Европу сифилис, «который заставил европейцев от человеческого веселья перейти к освященному церковью фанатичному накоплению денежных знаков, и возвести деньги в культ, во благо Господне… И сегодня все мы «вынуждены крутиться как белки в колесе, производя, производя, производя… И печалясь по поводу низкого валового продукта государства, и ликуя, если он вдруг повысился. А все из-за сифилиса» (Э. Лимонов) (101). Более подробно, если хотите, к Максу Веберу, его работе «Протестантская этика и дух капитализма».