Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

– Алоизий? – спросила Маргарита, подходя ближе к окну, – его арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?

В то же мгновение колени и зад пропали, и слышно было, как стукнула калитка, после чего все пришло в норму.

Однако вряд ли опала И. Эренбурга напрямую связана с его еврейским происхождением. Травили не только «космополитов», но и «литературных критиков», «советских композиторов», «ленинградские журналы» и прочую интеллигентскую братию. Обвинения всей интеллигенции в «беспочвенности», «оторванности от корней» становятся общим местом, лишь подчеркивая в контексте обвинений ее и так очевидную связь с евреями.

Важно также, что после войны и физического истребления своего питательного культурного слоя в западных областях СССР, советские евреи, по выражению Д. Самойлова, «перестали быть нацией» (146). Их культура окончательно стала культурой больших городов, и здоровый «космополитизм» (не в ругательном, а просвещенном смысле слова) это вполне предполагает. Например, раньше мы всегда с гордостью говорили, что Харьков – «город-космополит».

Но стоит ли сегодня во всех пострадавших во время поздне-сталинских кампаний, в том числе и евреях, видеть невинных овечек? Вот, например, сценка исключения из партии недавнего секретаря правления СП «космополита» Л. Субоцкого: «Я заявляю! – обвел он всех зачеркивающим жестом маленькой волевой руки. – И прошу внести это в протокол! Трибуналы революции… трибуналы войны… Я отправил на расстрел больше нечисти, чем сидит сейчас вас в этом зале! Понятно?!» (147) Гордый человек, честь и хвала, только о трибуналах хотелось бы поподробней… И едва ли есть основания провозглашать всех причисленных к «космополитам» литературных критиков служителями истинного искусства, тот же А. Гурвич изничтожал Андрея Платонова. Другие «космополиты» – Б. Алперс, С. Дрейден, В. Кирпотин, И. Нусинов – в свое время жестоко травили М. Булгакова. С другой стороны, Валентин Катаев утверждал в свое время, будто найдено письмо знаменитого русского писателя Леонида Леонова к Сталину, где Леонов, хлопоча о своей пьесе «Нашествие», заявляет, что он чистокровный русский, между тем как у нас в литературе слишком уж много «космополитов, евреев, южан» (148). Все хороши.

Однако несомненным остается факт, что представители русско-еврейской интеллигенции представляли все эти году влиятельнейшую прослойку, во многом поддерживавшую либеральную традицию и оказывавшую огромное влияние на культуру всей огромной страны. Достаточно вспомнить такие имена выдающихся писателей и поэтов, как Ю. Тынянов, В. Каверин, М. Светлов, И. Уткин, Э. Багрицкий, Б. Слуцкий, Л. Брик, С. Кирсанов, И. Сельвинский, В. Аксенов, Э. Брагинский, А. Галич, Ю. Левитанский, Н. Коржавин, М. Розовский, А. Рыбаков; режиссеры – Д. Вертов, Г. Козинцев, А. Алов, Э. Рязанов, Г. Волчек, Р. Кармен, В. Мотыль, В. Плучек; актеры – Р. Быков, Л. Броневой, А. Миронов. Здесь что ни имя – то легенда. Как можно измерять влияние на людей, скажем, балерины М. Плисецкой или музыканта А. Макаревича? Но они тоже оставались и остаются обычными людьми, подверженными влиянию семьи, полученного воспитания, устоявшихся стереотипов. И они далеко не всегда объективны.

Государственные кампании против интеллигенции были настолько невежественны, грубы и примитивны, что любой думающий человек не мог согласиться с предлагаемыми государством выводами, а несогласие предполагало, пусть даже и скрытую, но оппозицию, с которой, казалось бы, навсегда покончил «большой террор». То, что со стороны представлялось в казенных образах «антипатриотизма» или «космополитизма», самими интеллигентами уверенно кодифицировалось в терминах «истины» и «справедливости». Несогласие с государством начало выглядывать изо всех щелей – и по факту культурного шока от Европы, впервые увиденной глазами миллионов советских солдат-освободителей; и остаточного действия яда нацистской пропаганды, во многом использовавшей в своей работе действительно болевые точки социалистической действительности; и вступления в большую жизнь поколения детей победителей – молодых людей, жаждавших большей свободы, видевших свой идеал в как минимум революционной романтике 1920-х годов, а то, бывало, заглядывавшихся и на совсем чуждые социализму идеалы и ценности. И, кстати, далеко не все из них видели выход в европейском и либеральном интернационализме.

Советское государство искало возможность выйти из ловушки «национального», которое неминуемо приводило к вопросу о природе «национального» и его носителе – нации. Нации «угнетенные», «революционные», «империалистические» водили хоровод вокруг СССР, но кем же была заселена сама Республика Советов, принципиально отметающая национальную рознь как фактор бытия? Еще Н. Бухарин в 1935 году на страницах «Известий» сформулировал понятие «героический советский народ». И вот, на радость всем нам, в отечественной культуре появляется особый типаж «советского человека» – прочный сплав характера, культуры, мужества. Однако национальные различия и разный уровень населявших СССР народов были еще слишком велики, чтобы говорить о единородной массе. Подготовленный в 1932 году официальный список «культурно-отсталых» народов содержал 97 национальностей (их представителям, в частности, предоставлялись льготы при поступлении в высшие учебные заведения). В принципе, только меньшинства европейского происхождения (поляки, немцы и др.), а также русские, украинцы, белорусы, евреи, грузины и армяне не категоризировались как «культурно-отсталые». В числе же последних числились и народы Севера, и население, исповедовавшее ислам. Чему, впрочем, имелись объективные основания: например, на всю Киргизию приходилось всего 960 грамотных киргизов.