Пол Коллиер - Исход. Как миграция изменяет наш мир

Где находится точка равновесия, вы поймете при первом же взгляде на график: там, где линии пересекают друг друга. В этой точке тонганская миграция, стимулируемая миграцией, сравняется с темпом абсорбции, и величина диаспоры перестанет изменяться. При заданном разрыве в доходах темп миграции останется постоянным и тонганская диаспора не будет ни возрастать, ни сокращаться [19] Экономисты называют это состояние динамическим равновесием. .

Помимо того что в этой точке наблюдается состояние равновесия, общество будет приближаться к нему под воздействием неумолимой силы изменений. До тех пор пока миграция не происходит, в Новой Зеландии не будет никакой диаспоры, и потому миграция начинается в точке M. В результате диаспора растет. Но по мере ее роста миграция облегчается и, соответственно, ускоряется. Миграция и диаспора подпитывают друг друга, вместе двигаясь вдоль миграционной функции . Однако ускорение миграции и рост диаспоры не будут продолжаться бесконечно. Как только миграция ускорится настолько, что достигнет кривой диаспоры , изменения прекратятся. Диаспора увеличивается до тех пор, пока число вакансий, образовавшихся в результате абсорбции, не сравняется с числом прибывающих мигрантов. Поначалу миграция и диаспора взаимно ускоряют друг друга, но после того, как топливо выгорает, ситуация стабилизируется.

Нарисованная здесь картина миграции из Тонга в Новую Зеландию носит чисто гипотетический характер: мне неизвестна реальная форма ни миграционной функции , ни кривой диаспоры для двух этих стран, и сомневаюсь, чтобы она была вообще кому-либо известна. В том же духе гипотетического анализа видоизменим наш график, взяв пару стран, разрыв в доходах между которыми был значительно более широким. В поле нашего внимания находятся уже не Тонга и Новая Зеландия в XXI веке, а The Windrush — судно, в 1948 году доставившее первых мигрантов из Карибского бассейна в Великобританию. В тот момент, когда исчезли барьеры, установленные во время Второй мировой войны и Великой депрессии 1930-х годов, стимул к миграции был настолько велик, что размеры этой миграции намного превышали миграционный поток из Тонга в Новую Зеландию. Эта ситуация изображена на рис. 2.2. Мы видим, что функция миграции сдвинулась вверх: при любом заданном размере диаспоры миграция идет быстрее, чем в предыдущем случае. Казалось бы, ситуация изменилась несущественно, но мы приходим к принципиально иному итогу. В то время как в предыдущем случае миграционная функция и кривая диаспоры пересекались, теперь этого не происходит. Соответственно, равновесие отсутствует: миграция продолжает ускоряться, а диаспора продолжает увеличиваться.

Следует подчеркнуть, что тонганская миграция в Новую Зеландию и миграция в Великобританию из Карибского бассейна используются здесь лишь как абстрактные примеры, иллюстрирующие соответствующие процессы. Я не хочу сказать, что реальная миграция из Карибского бассейна в Великобританию не могла бы прийти к равновесию. Мы никогда не узнаем, как вела бы себя неограниченная миграция, поскольку в 1968 году британское правительство, обеспокоенное участившимися выступлениями против нарастающей иммиграции, ввело ограничения, призванные снизить ее темп.

Рис. 2.2. Миграция в Великобританию из Карибского бассейна в отсутствие ограничений

Однако реальная ценность модели заключается не в том, что она наглядно объясняет причины тех или иных явлений, а в возможности использовать ее для того, чтобы предсказать последствия гипотетических ситуаций, включая политические изменения. Ниже, в главах 5 и 12, эта модель станет нашей рабочей лошадкой при анализе миграционной политики. Такой подход позволит нам показать, что реактивная политика порой приносит больше вреда, чем пользы, и что в нашем распоряжении имеются более приемлемые альтернативы.

На какое-то время оставим в покое равновесие в первом смысле, то есть ту точку, в которой темп миграции стабилизируется. Равновесие во втором смысле, то есть прекращение чистого притока людей, может наступить лишь в случае устранения разрыва в доходах. Обрисованная мной система сводится к простому взаимодействию уровней и потоков: величины диаспоры, состоящей из бывших мигрантов, и притока новых мигрантов. Простые уровнево-потоковые модели широко применяются во всевозможных ситуациях. В типичных уровнево-потоковых системах, представляющих собой грубую аналогию миграции, — таких как система с перетеканием воды между двумя сообщающимися сосудами, в которых она первоначально стояла на разном уровне, — сам поток постепенно приводит к исчезновению разрыва: один сосуд наполняется, а другой осушается. В нашем контексте такая ситуация наблюдалась бы в том случае, если бы миграция влекла за собой снижение доходов в странах, принимающих ее, и рост доходов в странах-источниках. Простые экономические модели, использовавшиеся для предсказания огромных выгод, которые принесет с собой глобальная миграция, не учитывают никаких других факторов. Мигранты играют роль уравнителей: в отсутствие препятствий к перемещению миграция продолжается до тех пор, пока не выравняются доходы. В этот момент мигранты могут в какой-то мере ощутить себя одураченными: они ничего не добились, перебравшись на новое место жительства. Те, кто останется на родине, в итоге выиграют ровно столько же. Коренное население страны, принимающей мигрантов, окажется в проигрыше, но оно может утешать себя тем, что другие получили больше, чем оно потеряло. В качестве описания результатов миграции XIX века из Европы в Северную Америку или, если на то пошло, из Эрнсбаха в Брэдфорд, эта модель служит неплохим первым приближением [20] Hatton and Williamson (2008). . В начальный период освоения Среднего Запада мелкие фермеры могли стать хозяевами более крупных земельных участков, чем те, которые у них были в Европе. По мере заселения Среднего Запада и снижения перенаселенности в Европе размеры земельных наделов в обоих регионах уравнивались. В конце концов фермер Шмидт из Германии стал жить не хуже, чем фермер Шмидт из Айовы. Но при анализе миграции из страны, упустившей возможности для процветания и создания современной передовой экономики, эта простая модель оказывается бесполезной. Современной миграцией движет стремление не к владению землей, а к экономической эффективности.