Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Деятельность писателя полна мифов. В писательство не идут за деньгами — за ними идут в бизнес. Но писатель может хорошо зарабатывать, даже если не живёт в Москве и не работает на потребу публике

А как вы определяете, высокий уровень прозы или нет? Например, Быков определил Довлатова средней руки любителем, всячески избегающим серьёзных тем, да и сам текст сродни школьному сочинению. Я не всегда согласен с господином Дибыковым, но здесь с ним согласен. Хотелось бы услышать ваше мнение как авторитетного для меня писателя. И ещё вы писали, что можете вычленить зерно драматизма из ситуации — не совсем понятно. Что для вас драматично?

Н-да, у Быкова пугающая компетенция. Всё литературное небо России уже истыкано его пальцем.

Я считаю Довлатова эдаким предтечей блогеров. Довлатов прекрасный рассказчик, и в этом смысле он хороший писатель. Он никогда не претендовал на статус ВПЗР («Великого Писателя Земли Русской»), и судить его надо по законам, содержащимся внутри его текста, а не внутри текста Толстого, Солженицына или Быкова. Нельзя ведь подходить к «Маугли» с той же меркой, с которой подходят к произведениям Джеральда Даррела.

Сложно дать формальное определение хорошей прозы. Я не буду снобом, как второкурсница филфака, чтобы снисходительно пояснять всё утончённым вкусом. Хорошая проза (для меня лично) — та, за которой я вижу культуру и самодисциплину писателя, пускай даже произведение мне не нравится (не по вкусу). Хорошую прозу может писать человек, не обладающий талантом писателя; примеры — прекрасный нон-фикшн.

Не менее сложно дать определение драматизма. Как человек культуры, вы должны ощущать наличие драмы на интуитивном уровне. Однако любая формализация лишает определение драматизма прикладного звучания, а сейчас мы говорим как раз об этом. В любом случае у драматизма есть критерий — сочувствие читателя. Что вызывает сочувствие — то и драматично в подлинном смысле. Ищите в сюжете то, чему будут сочувствовать, и вы найдёте зерно драматизма. Если драматизм совпадает с драматургией, произведение — в «техническом отношении» — состоялось.

«Научное определение» лишает понятие драматизма прикладного смысла. Но у драматизма есть критерий — сочувствие читателя. Что вызывает сочувствие — то и является подлинно драматичным

На прошлой неделе проходил госсовет по культуре. На нем президент РФ не рекомендовал деятелям культуры использовать в своём творчестве политику и привёл в пример трагедию, случившуюся с Олесем Бузиной. Как вы считаете, полноценна ли литература (как вид творчества) без политики?

Смотря что вы (или президент) имеете в виду под «использованием творчества в политике». Когда писатель участвует в политике как гражданин? Это его личное дело. Когда писатель пишет, выполняя политический заказ? Это постыдно (хотя ведь и среди писателей встречаются убеждённые холуи или простаки, которые политзаказ искренне считают своей личной и выстраданной гражданской позицией). Или когда писатель в своих произведениях описывает политические коллизии своей эпохи? Это мне очень нравится. Так писали Грэм Грин и Курт Воннегут, на этом построен мой любимый «День Шакала» Форсайта.

Во время написания произведений наступает ли у вас искушение забегать вперёд? Что вам помогает сосредоточиться перед началом работы?

Искушение, конечно, есть. Но я по природе своей немец, педант, и я просто отвергаю его и делаю так, как задумал. Писательство — вообще дело педантское. Как говорится, для писателя нужна не столько муза, сколько железная задница.

Как вам удается быть столь продуктивным? Вы пишете по какому-то плану? Может быть, роль играют договоры с издателями? Или целиком полагаетесь на вдохновение? Знакомо ли вам ощущение «творческого кризиса»?

Я продуктивен, потому что работоспособен и организован. Я реально много работаю — читаю и пишу. Пишу не очень быстро, но не теряю времени даром, поэтому многим и кажется, что пишу быстро. Никто не оказывает на меня никакого влияния; я сам решаю, о чём я пишу, когда, как и сколько. И никогда такого влияния не было, я этого сроду не терпел (потому и не стал журналистом). Ни издатели, ни читатели не определяют моих художественных решений и идейных установок.

У меня всегда есть план на произведение, над которым я работаю, и есть варианты, чем буду заниматься дальше.