Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Но не надо воспринимать всех этих умозрительных инопланетян всерьёз. Все они, любые, не гносеология или ксенология, а литературный приём. Советскому человеку нужен был опосредованный взгляд на себя, взгляд со стороны, потому что общество было огорожено «железным занавесом» и не коммуницировало с другими обществами вживую. А ведь хотелось знать, кто мы такие в «большом мире». Вот советская фантастика и поверяла общество инопланетянами. А в западном обществе с инокультурными коммуникациями всё в порядке, поэтому там инопланетяне выступают просто как раздражитель, двигатель сюжета. Поэтому часто становятся злодеями. Но не всегда.

Хотя на самом деле картина куда причудливее, чем я говорю, однако суть, на мой взгляд, именно в том, что советской и западной фантастике инопланетяне нужны для разных целей, поэтому они и разные. А цели формирует общество, а не цех фантастов.

Общество всегда хочет знать, как оно выглядит со стороны. Столь закрытая культура, как в СССР, на решение этой задачи рекрутировала даже инопланетян. Но это был разговор не об ином разуме

Как вы относитесь к творчеству Льва Давыдычева («Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника»)?

К творчеству Льва Давыдычева я отношусь с огромным уважением. «Иван Семёнов» — безусловная классика. Но у меня любимая вещь — «Руки вверх! или Враг № 1». Для советского времени это был полный «вынос мозга». Как можно было такое написать и напечатать? Вот просто по формальным признакам, я уж не говорю о юморе! Это в чистом виде постмодернизм на основе советских шпионских и школьных романов. Пелевин с «Омоном Ра» безнадёжно устарел бы на момент написания «Омона», если бы читающая Россия не прохлопала «Врага № 1». Будь я литературоведом, я бы сопоставил «Врага» с «Судьбой барабанщика» Гайдара: при всём уважении к Гайдару, соцреализм должен был лечь и накрыться крышкой гроба. Я до сих пор ржунимагу, когда вспоминаю, как обер-фобер-гогер-драм-хам-шнапс-фюрер фон Гадке на самолёте-ракете «Антихрист-1» бежал от чести быть заспиртованным заживо и взорвался к чертям собачьим. В общем, Давыдычев — несостоявшаяся революция отечественной литературы. Прямая связующая линия от футуристов к постмодернистам. А «не свезло» Льву Ивановичу потому, что жил не в Москве.

Спасибо вам за то, что реализуете мечту одного из героев Сэлинджера, который хотел вот так запросто поговорить с понравившимся писателем. Догадываюсь, сколько сил и времени это отнимает. Интересны ваши мысли по поводу этого диалога с читателями. Возможен ли он? Не достаточно ли просто книг? И нет ли у вас соблазна, намерения порвать с внешним миром (как тот же Сэлинджер, например, или как это делает Пелевин)?

Я бы не стал уподоблять общение на сайте мечте Холдена Колфилда: всё-таки это не совсем то, что Холден имел в виду. Но рядоположенное явление. Зачем мне это надо? Н-ну… Однажды какого-то знаменитого альпиниста спросили: «Зачем вы ходите в горы?» — и он ответил: «Потому что они существуют». Вот по этому принципу я и общаюсь с читателями. Если такой способ коммуникации есть, значит, надо его задействовать. Я не хочу пересолить, заводя страницы во всех соцсетях, достаточно сайта. Но что-то должно быть, хотя бы одно, такова культурная ситуация.

И вот тут вполне уместно сказать о Пелевине.

Отсутствие Пелевина и уход Сэлинджера — онтологически совершенно разные стратегии. Сэлинджер сказал всё, что думал, ушёл и замолчал, потому что не хотел повторять: всё равно «кругом одни кретины», как пояснил бы Холден. Пелевин — совсем иное. По-моему, Пелевин писатель средний. Но он придумал новый художественный метод анализа действительности. Поэтому после Пелевина писать так же, как до него, — анахронизм.

Пелевина можно уподобить братьям Райт. Они изобрели новый способ перемещения человека по воздуху, но ведь не стали великими лётчиками. И Пелевин оказался на развилке: писатель он обычный, а метод его — гениальный. В таком случае лучше исчезнуть из публичности, оставить вместо себя симулякр («торжественное зияние», как некогда ехидничал Искандер про схожую стратегию поведения). Пелевин говорит аудитории: «Вы сами себе всё придумали — деньги, моду, Путина, Чапаева; придумайте тогда и писателя Пелевина». Пелевин оказался прав: его придумали. Культ Пелевина и есть писатель Пелевин, а новые тексты (после «Ампира»), которые я воспринимаю как тарабарщину, — просто дровишки в костёр культа.