Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Кто знает, как сложилась бы дальнейшая история, если бы у этого человека оказалось более крепкое сердце. Ведь это была крупнейшая фигура не только среди сталинистов, но и во всей партии. Кстати, он был человеком исключительной храбрости. В самые смутные и страшные дни войн и мятежей он ходил по Москве один, ночью, без всякой охраны. Когда ему за это делали выволочку на Политбюро, он как-то ответил: «Не посмеют, пся крев!» И не посмели.

В большей ли, меньшей степени таковы были и остальные сталинисты — в первую очередь люди дела.

Итак, в 1923 году в партии формально было три лидера, претендующих на первую роль, — Троцкий, Зиновьев и набирающий силу Сталин. Но каждому из них хотелось стать первым и единственным. Порой в заложниках этого желания оказывалась судьба страны.

Решение о том, что надо форсировать мировую революцию, было принято еще в 1922 году. Тогда эта политика казалась реальным выходом из международной изоляции. Раз другие страны не хотят с нами сотрудничать, сделаем их советскими по нашему образу и подобию. Самым главным сторонником такой позиции был лидер Коминтерна Зиновьев. Кроме общеполитических, у него были и личные мотивы. В случае удачного экспорта революции он мог реально стать в партии «фигурой номер один», ибо ничто так не повышает авторитет, как «маленькая победоносная война» или в данном случае большая победоносная революция. Плацдармом для образцово-показательного выступления пролетариата выбрали Германию.

К 1923 году Германия оказалась в очень тяжелом положении. В самом разгаре экономический кризис. Французская армия оккупировала Рур. Компартия на подъеме. Казалось бы, складывались все условия для социалистической революции — вот-вот грянет… И тогда было решено помочь немецким товарищам провести «германский октябрь», который при удачном раскладе событий мог бы перерасти если не в мировую, то в полумировую революцию.

Рассчитывать на полностью пролетарский характер германской революции было бы слишком большой авантюрой даже для тех авантюрных времен. Поэтому, кроме чисто классовых инстинктов, решено было сыграть на чувстве национальной униженности немцев. Предполагалось, что немецкий народ поднимется против Антанты. Поэтому в ходе подготовки революции всячески заигрывали с германскими офицерами: какая, мол, разница, будут ли у власти капиталисты или социалисты? Главное, чтобы Германию освободили. Карл Радек, выступая на пленуме Исполкома Коминтерна, говорил: «Мы должны склонить буржуазные слои Германии против Антанты, чтобы они нас поддержали».

Но главная ставка делалась, конечно, на экспорт революции плюс вооруженное восстание германских рабочих. В Германию направили группу эмиссаров ЦК — Пятакова, Рудзутака, Радека, Крестинского. Отправились в Германию и военные, среди которых были Тухачевский, Якир и Уборевич. Студенты, знающие немецкий язык, были мобилизованы. Страна жила в ожидании победоносной войны.

Однако из затеи ничего не вышло — германские рабочие не обнаружили ни малейшего желания подниматься на борьбу. Позже выяснилось, что весь «германский октябрь» был чистой воды авантюрой, что никаких шансов на успех не было изначально, вскрылись массовые приписки. Говорили, что двенадцать дивизий ждут сигнала к выступлению — на самом деле не было ни одной. Оружия приобрели гораздо меньше, чем потратили денег. «Революционные немецкие рабочие» обнаружили неистребимую склонность к воровству и халяве. Они старательно изображали из себя революционеров, пока им платили деньги. А деньги в Германию шли немереные. Были созданы «железный фонд» Коминтерна, «венский фонд» и т. д. Как водится, в последний момент предали и социал-демократы. Убедившись, что воевать, собственно, некому, советские руководители отменили восстание. Входивший тогда в ультралевую фракцию КПГ Эрнст Тельман поднял свое собственное восстание в Гамбурге, но его быстро подавили. «Германский октябрь» торжественно провалился.

Странно, что он нисколько не испортил налаживающихся советско-германских отношений. Вероятно, немцы понимали особенность тогдашней советской жизни, для которой слово «бардак» было непростительно мягким. Дело в том, что в это время, как и раньше, как и позднее, разные ведомства проводили разную политику. Политбюро — свою, Совнарком — свою, а Коминтерн — тоже свою. Еще бы немцы не понимали наших проблем — у них было то же самое. Сухопутное командование проводило одну политику, верховное командование — другую, а флот — третью. Даже Гитлер не сумел взять всю власть в свои руки. За примерами далеко ходить не надо. В 1936 году, когда в Германии вовсю бушевала антисоветская истерия, генерал Фрич пригласил на маневры комкора Уборевича. Вот так взял и пригласил. Единственный, кто смог обуздать ведомственный сепаратизм, — Сталин, который после 1937 года привел всю армию и всю страну к общему знаменателю.