Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– По-вашему получается, что тогда было больше свободы у журналиста, чем сегодня?

– Внутренней, безусловно, больше… Тогда профессиональная задача была – сквозь препоны и рогатки донести до читателя своё представление о правде. А сейчас доносят просто информацию, соответствующую установкам корпорации, тусовки, оппозиции, вспоенной капитолийской волчицей.

– Больше как раз слышится обвинений в том, что у нас сейчас превалируют вседозволенность, эпатаж, какие-то выплески журналистские.

– Это разные вещи – эпатаж и стремление разобраться в тайных пружинах происходящего или произошедшего. Вот пример. Беседует Познер с митрополитом Иларионом. Зашла речь о жертвах 30-х. И начали они друг другу, как в пинг-понг, перебрасывать разные хулы в адрес Сталина. И тиран он, и кровопийца, и т. д. Они разве кроме Сталина никого не знают? Они не знают, кто тогда был начальником ОГПУ, НКВД? Кто принимал политические решения вместе со Сталиным? Кто был начальниками лагерей? Не знают, что система ГУЛАГа сложилась задолго до того, как Сталин пришёл к власти? И заложил её Троцкий? А в антирусском погроме 20-х кто виноват? Что ж они не вспомнили, что утесняли все конфессии, но казнили лишь православных батюшек, мулл, раввинов, ксендзов тоже утесняли, но не так жестоко. Разве они, владыка Иларион и «талмудист» Познер, таких фамилий как Троцкий, Зиновьев, Ларин, Ягода, не знают? Знают. Но если называть эти фамилии, всё оказывается сложней, а ниточки тянутся не туда, куда хочется…

– Вы упрекаете в одномерной оценке событий?

– Конечно. Если называть другие имена, то вдруг выясняется, организаторами и активными участниками той кровавой вакханалии были иногда дедушки или бабушки наших нынешних либералов… И получается, именем Сталина они отводят вину от своего клана, а значит, от себя. Я однажды спросил Сванидзе: как вы относитесь к старому коммунисту по фамилии Сванидзе, который написал донос, запустивший кремлёвское дело и большой террор? Он на меня посмотрел, как на человека, сквернословящего при дамах. Одно дело ругать Сталина, как персонифицированное зло, другое дело объяснить, почему твой родственник был доносчиком.

– Согласно теории, революционная ситуация базируется на экономических причинах, следствие которых – недовольство властью. Вот сейчас возникли экономические причины – кризис, помноженный на санкции, привёл к тому, что народные массы стали беднее. Но, вопреки той логике, рейтинг власти растёт. Чем это объяснить?

– А почему я должен хуже относиться к власти, которая, например, вернула России её исконные территории? Почему этого не сделали либералы, когда они были у руля? Мне всегда хочется спросить: ребята, вот вы такие умные, что ж не подняли вопрос про Крым, когда сидели в Беловежской пуще? Кравчук тогда за незалежность всё бы отдал, даже стратегические запасы сала. Я служил в Германии, наша часть стояла прямо на краю Гамбургского транзитного шоссе, а над ним шёл воздушный коридор, по которому беспрепятственно из ФРГ в западный Берлин летали самолёты. Проигравшая Германия получила этот коридор по договору. А мы в Калининград коридор не оговорили. Почему? Что ж это за государственные мужи? Кто бы отказал в таком транзитном коридоре? Белоруссия? Литва? Никогда, они с трепетом ждали, когда у них про Клайпеду спросят. Ни о чём не спросили. Теперь, когда наконец-то наша власть стала задумываться об утраченном, почему должно это раздражать? Потому что представителям креативного класса придётся менять машину не каждый год, а раз в два-три? Перебьются.

– То есть, вот это главный критерий, который…

– Это не главный критерий. Это один из критериев.

– Но один из решающих, да?

– В какой-то мере. Если бы Крым не стал, как и положено, российским, там бы сейчас уже была американская база. Нам пришлось бы бросать гигантские деньги, чтобы как-то защититься. Уровень жизни просто рухнул бы. Или мы сжались бы до размеров Московского княжества. Вы хотите этого? Разве после развала Союза стали жить лучше? Я не хочу.

– Ну, вы резки в оценках…

– Я же не атташе по культуре. Думаю, и роман мой вызовет скандал. Я пишу о том, что обычно замалчивается.

– Сейчас всё чаще приходится слышать, что вот то, что переживает сейчас Украина, мы уже прошли в начале 1990-х…

– Нет, это не так. В начале 1990-х в России к власти пришли люди, настроенные абсолютно антинационально, антипатриотически. Вспомните Бурбулиса! Я-то хорошо помню. В декабре 1993 года «Комсомольская правда» напечатала мою статью «Россия накануне патриотического бума». Смелое решение. Ведь тогда слово «патриот» было практически запрещено после расстрела Белого дома. Мне звонили и говорили: ты что, с ума сошёл, какой бум, всё, с патриотизмом покончено, у власти «транс-космополиты», которые сдают интересы государства как пустые бутылки, по гривеннику штука.