Хедрик Смит - Русские. Книга 1

Но оставим Михалкова. Я узнал, что деньги вовсе не являются мерилом того, как на самом деле живется человеку в России. Я не шучу. Я расспрашивал гидов из Интуриста, переводчиков в нашем московском бюро, ходил на предприятия, заводил разговоры в ресторанах, спрашивал людей, сколько они зарабатывают, сколько тратят на питание, сколько платят за квартиру, сколько стоит машина, пытался сравнить их уровень жизни с нашим. Я усердно считал, но это занятие пришлось прекратить; русские друзья просто сразили меня, объяснив, что у них решают все вовсе не деньги, а возможность устроиться или блат, т. е. знакомство с влиятельным лицом или наличие связей, обеспечивающие возможность обосноваться в столице или других крупных городах, где в магазинах есть продукты, одежда и другие товары широкого потребления такого качества и в таких количествах, которых не найдешь в других местах; возможность устроить детей в самые лучшие школы, отдыхать в лучших санаториях, получить доступ к казенным машинам или к тому, что расценивается как наибольшие привилегии, например, поездки за границу, право общения с иностранцами или пропуск в специальные магазины, предназначенные для советской элиты, где новый малолитражный "Фиат-125” советского производства стоит не 7500 рублей (10 тыс. долларов), а только 1370 (1825 долларов) и где ждать его приходится не два-три года, как простым смертным, а всего два-три дня. Мне пришлось отказаться и от представления о том, что нынешняя Россия — это современное индустриальное государство, не уступающее передовым странам Запада: такое представление не столько объясняет, сколько запутывает. Маска прогресса, ракеты, реактивные самолеты, современная промышленная технология скрывают неизгладимый отпечаток, который наложила многовековая русская история на структуру советского общества, привычки и характер русского народа, отпечаток, благодаря которому страна остается специфически русской, малопонятной иностранцам, особенно американцам, стремящимся во всем разобраться немедленно, столь нетерпеливым, когда речь идет об истории, и к тому же имеющим раз и навсегда определенные представления о коммунизме. То тут, то там путешественнику бросаются в глаза приметы страны, живущей по старым традициям: женщины, терпеливо подметающие улицы метлами на длинных палках, крестьяне, гнущие спину на полях с мотыгой в руке, кассиры в магазинах, щелкающие — тук-тук — на старинных деревянных счетах. Долгие месяцы прошли до того, как я начал понимать, насколько велико влияние русского прошлого на советскую действительность. Я стал также понимать, что грандиозный спектакль, именуемый пятилетним планом, скрывает беспорядочную, скачкообразную работу предприятий, когда дикая гонка к концу месяца наносит качеству продукции такой урон, что советские потребители научились проверять дату выпуска товаров (подобно тому, как американские хозяйки проверяют свежесть яиц), чтобы случайно не купить сомнительное изделие, выпушенное в страшной спешке в последние десять дней месяца. Как оказалось, в России не одна экономика, а целых пять — экономика оборонной промышленности, тяжелой промышленности, производства товаров широкого потребления, сельского хозяйства, подпольная "контрэкономика”, и каждая из них имеет собственные законы. Создается впечатление, что наиболее благополучными являются первая и последняя. Остальные кое-как перебиваются. Неприкрытое нежелание работать, которое я наблюдал у официанток или рабочих, занимающихся ремонтом квартир, сантехники и т. п., вскоре заставили меня забыть о созданном пропагандой образе ударников, без устали строящих социализм.

"Здесь рай для трудящихся — самое лучшее место в мире, чтобы валять дурака, — весело сказал мне молодой русский лингвист. — Они не могут нас уволить."

Вот эта-то скрытая анархия, полная неуправляемость в системе, сотканной из правил, и поразила меня в России больше всего. Я и раньше кое-что слышал о коррупции в советском обществе, но насколько велика изобретательность русских, когда речь идет о том, чтобы обойти существующую систему, и как это отражается на самих основах повседневной жизни, — не представлял себе до тех пор, пока мне не довелось встретиться со студенткой Московского государственного университета Кларой. Семья Клары жила в захудалом провинциальном городишке. У нее не было никакой надежды избежать распределения на преподавательскую работу в свой родной город или куда-нибудь в Сибирь. В Москве же без прописки работу найти было невозможно (с помощью паспортного режима численность населения Москвы удерживается на уровне 8 млн. жителей), но Клара нашла выход: вступить в фиктивный брак с каким-нибудь москвичом. Один из ее близких друзей рассказал мне, что Клара заплатила брату его приятеля полторы тысячи рублей (2000 долларов — ее годовая зарплата как молодого специалиста) за фиктивный брак; она вовсе не собиралась провести с ним хоть одну ночь. И вправду, сразу же после церемонии бракосочетания "жених" удалился. Кларе нужно было только одно: воспользоваться штампом о браке, поставленном в ее паспорте, и шестью месяцами "замужней жизни", чтобы получить московскую прописку. Позднее один научный работник рассказал мне о муже и жене из провинциального города, которые решились на большее, лишь бы добиться привилегии жить в Москве. Они развелись, он женился на москвичке, а она вышла замуж за москвича. Затем они развелись со своими московскими супругами и снова сочетались браком. Я отнесся к его рассказу с недоверием, но мой собеседник настойчиво утверждал, что так оно и было. Я слышал и от других русских, что буквально тысячи людей прибегают к фиктивным бракам, называемым здесь "браками по расчету”, для того, чтобы поселиться в больших городах, таких, как Москва, Ленинград, Киев, и избавиться от жизни в провинции, которая на их взгляд ничем не отличается от ссылки. Меня поражало, что существуют такие хитроумные способы обмана властей, и что русские, которых как нацию в целом считают столь бесхитростным народом, прибегают к подобным уловкам. Дело в том, что понятие "тоталитарное государство”, удобное, может быть, для исследователей политики, рассматривающих советское общество "с птичьего полета”, не учитывает человеческий фактор, создавая представление о людях как о роботах, живущих в казармах. В большинстве случаев так оно и есть: подавляющее большинство русских выполняет все требования и внешне соблюдает все правила. Однако в частной жизни они нередко прилагают огромные усилия, проявляя недюжинную изобретательность и умение, чтобы тем или иным путем обойти эти правила, прорваться сквозь них для достижения своих личных целей. "Обходить правила — наш национальный спорт", — сказала мне с улыбкой женщина-юрист.