Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

— Что именно?

— Подвез женщину. В пьяном виде она сказала, что пойдет на зону и расскажет, чем я занимаюсь. Безвыходное положение у меня было. Убил ее.

— А дальше что?

— То же самое. И после второго убийства я просто остановиться не мог. Болезнь не болезнь — я не знаю, как это называется. Затянуло. Я уже автоматически выискивал женщин.

Мне не нужно было даже уговаривать, на меня женщины всегда клевали. Убил девять, хотя вменили 12. Я сам милиции дал расклад, показал, где трупы захоронены. Без этого они бы меня не поймали, потому что не было ни улик, ни единого свидетеля.

Шипилов не врет про то, что улик он не оставлял. Единственное, за что следователи зацепились, когда искали маньяка, — за слова напарника (второго водителя ассенизаторской машины). Тот сообщил, что в день одного из убийств в салоне отсутствовала ручка на пассажирской двери. Шипилов откручивал ее, чтобы женщина не смогла открыть дверь и убежать.

Но не нашлось ни одного человека, который бы видел, что в машину к Шипилову кто-то садился, или который бы видел «бочку» в лесополосе. Уже после того, как Шипилов попал под подозрение, следователи нашли у него дома часы и украшения, снятые с жертв (он дарил их жене и тете, когда приезжал из колонии в отпуск).

А вот про то, как добровольно все рассказал и показал захоронения, садист говорит не всю правду. Первые дни после задержания он наотрез отказывался признавать вину. Даже пытался покончить с собой в СИЗО. А когда его откачали, смирился с участью и начал все рассказывать. Сначала нарисовал схему двух захоронений, потом еще четырех. Остальные сыщики нашли сами по данным им описаниям.

В деле Шипилова есть фотографии всех 12 женщин. Ни одна не похожа на другую. Только две из них совсем молоденькие, остальные среднего возраста. Все они представительницы разных профессий: одна была учительницей, другая — техничкой в местном РОВД, третья — домохозяйка, мать пятерых детей. Но были и те, кого можно отнести к женщинам легкого поведения, в том числе судимые. В районе, где орудовал маньяк, рейсовый автобус ходил редко, а садиться не в легковую, а в ассенизаторскую машину женщинам казалось безопасным.

— Вы убивали только тех, кто садился к вам в машину?

— Нет. Только тех, кто соглашался ехать со мной водку пить. Только их.

Кто со мной ехал водку пить в лес, тот там и оставался. У меня из девяти жертв семь неблагополучные. Меня следователь спрашивал: «Ты специально неблагополучных выбирал?» Не специально. Но как получалось: по дороге едешь, с женщиной общаешься. Если она нормальная, то до дому довезешь и еще поможешь чем можешь, а если нет — то в лесу закопаешь.

— Вы считаете, что имели право судить, кто из женщин достоин жить, а кто нет?

— Не считаю. Убивать не должен был, конечно. Но так вышло. Я много чего читал, разобраться хотел. Но ответа так и не нашел. Природа серийного убийцы остается загадкой. Что получается: человек сам собой не управляет. Убивает он, но от него это не зависит. Не может остановиться, и все тут. Я со своей колокольни понимаю этих людей, а в «Черном дельфине» есть такие, как я.

— И что делать с такими, по-вашему? Казнить? Лечить?

— Я не знаю, лечится это или нет. Меня не лечили. Сейчас я бы уже не согласился ни на какую терапию, она мне не нужна уже, а в молодости можно было попробовать.

— Если бы вдруг вышли на волю, продолжили бы убивать?

— Нет, сейчас я уже управляю собой.

— А какие гарантии?

— Никаких. Как я их дать могу? Но я выходить не собираюсь. Мне 60 лет исполнилось, я пенсионер. Зачем мне на волю? Что я там делать буду? Кому я нужен? На свободе я лет 10 проживу максимум, копаясь на грядках. А тут до 90 запросто.

Я интересовался средним возрастом в России. На воле мужчины много не живут. А за решеткой получается, что дольше. И у меня в роду все долгожители. Так что я за решеткой еще проживу не один десяток лет. Буду наблюдать отсюда за тем, что в стране происходит.

Я вообще стараюсь не зацикливаться на своем положении. Много читаю, мне все любопытно. Здесь люди живут каждый по-своему. Одни жалобы пишут каждый день, другие в религию ушли. А я нашел себе нишу — морковку выращиваю и книжки ремонтирую.

— И где морковку сажаете? Неужели прямо в камере?

— Я ее виртуально выращиваю — выписываю журналы по садоводству и огородничеству.

— Книжки тоже виртуально реставрируете?

— Нет, это реально. Я читать вообще обожаю. А самые интересные книжки всегда потрепанные. Вот я их стал чинить. С 2002 года этим занимаюсь на общественных началах. Я в колонии на производстве не работаю, от меня там пользы мало, потому как шить не приспособлен. От меня пользы больше в книжках.