Герберт Уэллс - Будущее нашего мира. Процветание или гибель?

Первым из этих законов был императив агрессии. «Да будешь!» означало «живи!», и живи настолько изобильно, насколько возможно. Живите дольше, чем ваши братья, становитесь больше, пожирайте больше. В прежние времена этот императив не был ограничен никаким побуждением к взаимной помощи против общего конкурента. Таким образом, большие особи съедали пищу маленьких, если не съедали их самих, и становились все больше и больше. В летописи камня в конце каждой главы всегда фигурируют гигантские особи.

Планета вращается, климат меняется, старый переросший Владыка Творения перестает пребывать в гармонии со своим окружением. И он должен уйти. Обычно, но не всегда, ему на смену приходит какая-то совершенно иная форма жизни. Или, подобно акулам, вид может сокращаться в численности до тех пор, пока не уравновесится с запасами пищи, и тогда, если природа не изобретет в свое время никакой альтернативы ему, он может вернуться к своему прежнему изобилию. Акулы и им подобные яростно живут и умирают, и от них не остается никаких окаменелостей. Мы знаем об огромных современных водоплавающих акулах и им подобных. Возможно, они выросли до своих нынешних размеров совсем недавно, а возможно, они стали такими много веков назад – как только появилось достаточно рыбы, чтобы ее сожрать. Нам остается только гадать.

Природа в своей слепой игре с возможностями жизни внесла некоторые неожиданные новшества, ускорив оплодотворение и созревание яйцеклетки относительно других фаз жизненного цикла. Мы должны всегда иметь в виду в этих вопросах, что мы наследуем именно полный жизненный цикл, а не какую-то фиксированную взрослую форму. Природа раз за разом удаляла из протоколов взрослую форму, полностью стирала ее, сделав некую личиночную стадию половозрелой формой.

На одной из ранних стадий протокола Властелинами Творения были эхинодермы, морские звезды им подобные, с их звездчатой структурой. Во взрослом состоянии они почти не могли передвигаться, и многие, подобно криноидам, прирастали к скалам. Среди других звездчатых форм туникаты обратились к производству целлюлозы и стали почти растениями по своему образу жизни. Они сбрасывали свои оплодотворенные яйца в воду, и их распространению в значительной степени способствовало развитие вспомогательных структур, которые придавали жесткость дрейфующим личинкам и самостоятельный импульс их движению. Костяк этих странников окрестили «хордой», и все «от и до» формы жизни, предшественниками которых они были, называются хордовыми, в противоположность ряду форм без хорд, морских звезд, морских ежей, морских огурцов и так далее, тех – которые до тех пор были Властелинами Творения. Весь огромный мир обладающих хребтом животных, включая нас самих, обязан своим существованием этой причуде природы. К этому не было никаких причин. Так просто произошло.

Хорда есть на этапе развития у всех позвоночных животных, но во всех высших формах она замещается хрящевым костным веществом. На всю жизнь она остается у миксим и миног, и в виде миног она попадает к нам на столы.

Автор принимает эти факты природы со спокойствием и никак иначе. Но он не верит, что какой-нибудь молодой человек, моложе, скажем, как максимум, тридцати пяти лет, примет их в том же духе. Поскольку приблизительно до такого возраста каждый молодой человек находится в конфликте с мирозданием и стремится утвердить в нем свою волю. Он должен быть совсем лишенным жизненных сил существом, чтобы быть готовым сдаться и «принять вещи такими, какие они есть».

Но вашему автору уже семьдесят девять лет; он жил весело и богато. Как и Лэндор [49] Уолтер Сэвидж Лэндор (1775–1864) – английский поэт, писавший с одинаковым совершенством по-английски и по-латыни. , он согрел обе руки у огня жизни и теперь, когда он все больше становится немощным инвалидом, готов уйти. Он ждет своего конца, наблюдая за человечеством. Ждет, все так же жаждущий найти полезное применение своему накопленному опыту в наши времена душевного смятения, но без того безудержного порыва выяснить отношения с жизнью, который является необходимой частью характера любого нормального молодого человека – и мужчин, и женщин.

Каждый человек старше зрелых лет находится в том же положении, что и автор. Когда-то он сделал себя сам. С тех пор он и все старшее поколение просто разрабатывали и развивали, в большинстве случаев с определенной энергией, те формы мышления, в которые уже были отлиты их убеждения. Он склонен думать, что его постоянный интерес к биологическим наукам, наверно, поддерживал его в более тесной связи с живой реальностью, чем политиков, денежных спекулянтов, богословов или бизнесменов, но это ничего не значит в смысле преодоления пропасти между пожилым человеком и молодым. Мы, старики, смотрим с надеждой или злорадством, ревниво или великодушно, но можем оставаться лишь зрителями. Мы жили, по сути, сорок с лишним лет назад. Сейчас живут молодые, и вся надежда только на них.