Герберт Уэллс - Будущее нашего мира. Процветание или гибель?

Но есть ли?

Нет никаких оснований утверждать, что есть. Даже скептический ум способен переоценивать полноту своего скептицизма. Как мы теперь обнаруживаем, оставался большой простор для сомнений.

Чем суровее наше мышление, тем яснее становится, что повозки Времени влекут этот прах в мусоросжигательные печи, и там ему приходит конец.

До сих пор повторение казалось основополагающим законом жизни. Ночь сменяла день, а день – ночь. Но в этой странной новой фазе существования, в которую переходит наша Вселенная, становится очевидным, что повторений больше нет. Они уходят все дальше и дальше в непроницаемую тайну, в безмолвную беспредельную тьму, против которой упрямая настойчивость наших неудовлетворенных умов может бороться, но будет бороться только до тех пор, пока не будет полностью побеждена.

Наш мир самообмана ничего этого не признает. Он так и сгинет, глупо отводя глаза. Это похоже на морской караван, затерявшийся во тьме у неизвестных скалистых берегов… Пираты ссорятся в кубрике, а дикари карабкаются по бортам кораблей, чтобы грабить и творить зло, как им заблагорассудится. Вот вам главные черты все более путаной картины на нынешнем киноэкране. Ум, близкий к истощению, все еще предпринимает последние тщетные попытки найти «выход – в обход или насквозь».

Это наибольшее, на что сейчас способен ум. Этот его последний выдыхающийся порыв должен продемонстрировать, что дверь закрывается за нами навсегда.

Нет никакого выхода, ни в обход, ни насквозь.

Автор уже провел различие между его очень прерывистыми и специализированными периодами философских поисков и нормальными интересами его жизни. Он остается всего лишь еще одним муравьем, хотя и укрепленным в своем стоическом приятии редким и особенным видением. Но массы наших собратьев не имеют такого видения, которое бы их укрепляло, и мы должны приводить наше повседневное поведение в соответствие с ними.

Существуют большие неоднозначные массы муравьедов, чьи лидеры, не в силах уразуметь, что происходит, прибегают к самым злым и зловредным магическим искупительным жертвам, чтобы отвратить скорбную судьбу, надвигающуюся на всех нас. Процветают обличения, в которых старые предрассудки смешиваются с новой жестокостью. Несчастный муравей, вовлеченный в эти мельтешащие массы, делает все возможное, чтобы сохранить свою веру в тех, кому он вверил себя. Так что он вполне может прожить с этим до самого конца. Порой, возможно, он будет испытывать неловкость и смущение, но он и его товарищи в основном будут поддерживать атмосферу тщетной доблести, убеждая самих себя и друг друга, что вскоре прежняя игра возобновится, а все нынешние потрясения сгинут как сон. Но прежде, чем он достаточно проснется, чтобы рассказать свой сон о восстановившемся мире, он забудет этот сон и навсегда уйдет в небытие.

Наша вселенная не просто обанкротилась. Дивидендов не осталось вообще. Она не просто ликвидировалась; она полностью исчезает из существования, не оставляя после себя ни единой трещины. Попытка проследить какую-либо закономерность абсолютно бесполезна.

Это принимает философский ум, когда он поднимается до вершин философии, но для тех, кому не хватает этой устойчивой умственной опоры, сами перспективы, открывающиеся при таких мыслях, настолько невыносимы и настолько пугающи, что они не способны ни на что иное, кроме как ненавидеть, отрицать, насмехаться и преследовать тех, кто их выражает, и искать успокоения и надзора у таких убежищ веры и утешения, которые раболепный, преследуемый страхом ум изобретал для себя и других на протяжении веков.

Наш обреченный муравьед беспомощен перед безмятежным Антагонистом, пинающим или разносящим наш мир на куски. Терпите или пытайтесь увильнуть, конец будет тем же самым, но попытки увиливания приводят в лучшем случае к беспомощности, а в большинстве случаев к слепому повиновению эгоистичным лидерам, фанатичным преследованиям, панике, истерическому насилию и жестокости.

В конце концов, у вашего автора нет веских аргументов, чтобы убедить читателя, что он не должен быть жестоким, подлым или трусливым. Такие черты в значительной мере присущи и ему самому, но тем не менее он ненавидит их и борется с ними изо всех сил. Он предпочел бы, чтобы наш вид закончил свою историю с достоинством, добротой и великодушием, а не в пьяном трусливом оцепенении или подобно отравленным крысам в мешке. Но это вопрос индивидуальных предпочтений – тут каждый решает сам.