Александр Горянин - Бог любит Россию. Великие годы 1989–2014. Преодоление утопии

Дефицит продовольствия, в первую очередь зерна, Советский Союз покрывал закупками за границей, а свое производство постоянно отставало. Принимались какие-то постановления («расширить», «углубить», «усилить»), была даже разработана некая «продовольственная программа», но воз оставался на месте. Львиная доля затрат государства приходилась на военную и космическую отрасли. Помимо снабжения собственной армии в условиях гонки вооружений, продукция ВПК поставлялась «дружественным» режимам. Поставляемое вооружение эти режимы оплачивали со скрипом, по бартеру или просили реструктурировать долг. В итоге, крупнейшая технологическая экспортная отрасль оставалась с убытками. Что же касается гражданского производства, его отставание измерялось по отдельным позициям десятилетиями.

Сегодня стоит завести разговор о степени деградации предперестроечного СССР, как кто-нибудь обязательно скажет: это все «злостные демократические бредни». Такие мыслители, как Сергей Кара-Мурза, Сергей Кургинян, Александр Проханов, Максим Калашников, покойный Александр Зиновьев и еще ряд авторов, чья искренность порой даже не вызывает сомнений, написали и произнесли миллионы слов, доказывая, что СССР был разумен, человечен, воплощал народную мечту и вдобавок находился в двух вершках от технологической и экономической победы над Западом. Но рай сорвался за миг до его воплощения – все испортил Горбачев. Высказывания людей попроще также подтверждают пушкинское: что пройдет, то будет мило.

Однако не при Горбачеве, а еще до него, между 1970 и 1985 годами, потребление энергии на каждую советскую душу, вразрез с мировой технологической тенденцией, выросло с 3,16 до 6,79 тонны условного топлива, в 2,15 раза. Ни экономика, ни тем более уровень жизни не выросли и не могли вырасти в той же пропорции. Как Кощеева смерть в игле, в этих цифрах была скрыта энергетическая причина неизбежного проигрыша советской стороной так называемого «экономического соревнования двух систем». Правда, лишь проигрыша соревнования, но не распада СССР, жесткой обусловленности тут не было. Распад приблизило (против своей воли, конечно) коммунистическое руководство, все более утрачивавшее, особенно с середины 70-х, чувство реальности. Пониженная адекватность этого руководства толкала его к ошибочным и даже безумным решениям, вроде вмешательства в соперничество политических кланов Афганистана.

Чтобы устранить одного афганского лидера и посадить другого, не требовалась войсковая операция. Так называемый «ограниченный контингент» Советской армии был введен в Афганистан без ясной цели, если не считать целью вооруженное подавление тех, кому может не понравиться ввод «ограниченного контингента». Выкарабкивались из ситуации десять лет.

На минуту прозревший Андропов произнес: «Мы до сих пор не изучили общество, в котором живем, поэтому вынуждены действовать эмпирически», но за этими «смелыми» словами ничто не последовало. Впрочем, и времени на «изучение» уже не оставалось.

Как это обычно бывает в истории, могильщиками отжившего режима стали совсем не те силы, которых этот режим опасался, исходя из своего видения мира. По данным «Демографического энциклопедического словаря» (М., 1985, с. 437), к 1983 году численность интеллигенции в СССР достигла сорока двух миллионов человек. У интеллигентов есть семьи, интеллигентность наследственна, так что общее число людей, склонных к вариативному мышлению и скепсису, приближалось в стране (со всеми допущениями и оговорками), вероятно, к ста миллионам. К началу перестройки интеллигенция уже представляла из себя ведущую общественную силу. Кремлевские мудрецы продолжали считать ее какой-то невнятной «прослойкой», тогда как она по умолчанию (во всех смыслах) стала классом-гегемоном.

Рост непослушания в советском обществе ускорился благодаря одному редко вспоминаемому обстоятельству. Начиная с 60-х стало ощущаться, что в стране выпускается больше людей с высшим образованием, чем государство способно обеспечить работой, особенно в крупных городах (желающих работать в малых городах и на селе находилось, наоборот, недостаточно). Люди устраивались где придется, пополняя все растущий низкооплачиваемый и крайне критически настроенный слой люмпен-интеллигенции, сыгравшей важнейшую роль на заключительном этапе опрокидывания советской власти. Похоже, этот слой достиг своей критической массы как раз к провозглашению горбачевской «гласности».