1 ...7 8 9 11 12 13 ...21 Эстетическое сбывание (актуализация) смысла осуществляется в категории другого как завершение , как смысл целой жизни, судьба, то есть суд бытия. Судьба, как это показал М. М. Бахтин, может быть дана только извне, как судьба другого , героя. В такой эстетической, завершающей оценке жизнь берется именно в ее глобальном, целостном измерении. Поэтому данная оценка актуализирует полюса бытия в самом читателе. Поляризуется сам горизонт восприятия им художественного мира.
В цикле своих лекций, прочитанных в МГУ, В. В. Бибихин обращает внимание на распад значений слова «мир» как на утрату их первоначального единства: «Не видели бы мы никакого собрания вещей, никакого универсума, никакого «всего мира», если бы не имели раньше, пусть за-бытого, опыта согласной тишины…» (В. В. Бибихин. Мир. Томск, 1995. С. 62). Опыт искусства есть как раз прорыв, хоть и кратковременный, к этому утраченному единству. В. В. Бибихин проводит аналогию между распадом мира и «растерянностью» человека. Это и есть то, что можно связать с прозаическим состоянием жизни, преодолеваемым в чтении художественного произведения.
Попытаемся теперь в намеченной плоскости описать параметры понимания следующего стихотворения В. Набокова:
На закате, у той же скамьи,
как во дни молодые мои,
на закате, ты знаешь каком,
с яркой тучей и майским жуком,
у скамьи с полусгнившей доской
высоко над румяной рекой,
как тогда, в те далекие дни,
улыбнись и лицо отверни,
если душам умерших давно
иногда возвращаться дано.
Темпоральная характеристика первого стиха («на закате») символически развертывается при чтении произведения во временность вообще. При этом объединяются и становятся взаимно репрезентативными различные планы бытия: время суток и года (вечер, весна); возраст (ушедшая молодость); временность вещи («полусгнившая доска»). Поэтому закат солнца репрезентирует временность человеческой жизни.
Смысл той же подробности первой строки открывается и в другом направлении и с помощью иного понимающего усилия. На первый взгляд единый образ вечернего свидания ценностно неоднороден. По сути дела налицо спор временности и постоянства, повторяемости («у той же скамьи»).
Но в стихотворении речь идет о повторении свидания не в реальном плане жизни, а в идеальном – воспоминания. Временности жизни противостоит память. В связи с этим образ временности обретает еще один («идеальный») смысл – забвение.
Причем важно отметить, что здесь само поэтическое слово оказывается напоминанием, побудительной силой, возвращающей «души умерших давно». Помимо сказанного здесь еще на глубинном (археологическом) уровне актуализируется миф об Орфее и Эвридике. Это чудесное возвращение из невозвратности происходит как оживание события в конкретных подробностях: скамья, туча, улыбка, жест смущения и др. Но энергия воспоминания проистекает из значительности события: «на закате, ты знаешь каком». Здесь из однородного потока времени выделяется нечто ведомое лишь я и ты – интимное, личное – любовное признание.
Во время чтения мы оказываемся причастными, с одной стороны, смысловой бесконечности развертывающихся символических репрезентативных связей (время – закат – смерть – забвение…), а с другой – напряжению, образующемуся между полюсами потока времени и усилия памяти, направленного как бы против течения.
Эти два параметра смысловой структуры – символический и ценностный – обнаруживаются, например, в световых образах произведения. Конечно, взятые абстрактно память и время не имеют отношения к световым подробностям. Но взаимное представительство заката солнца и человеческой жизни открывает еще одно – световое – измерение указанного ценностного спора: воспоминание конкретизируется в этом направлении как пробивание света сквозь погружающийся в темноту мир, а сама эта темнота оказывается «синонимом» (репрезентантом) забвения. Отсюда проистекает своеобразная напряженность световых определений. Свет дан лишь как погасающий («закат»), пронизывающий тьму («яркая туча»), отраженный («румяная река»).
О возвращении чьих душ «умерших давно» идет речь? Понятно, что прежде всего имеется в виду ты . Однако событию возвращения, требующему усилия памяти, причастен и субъект этого воспоминания. Его душа тоже возвращается «во дни молодые». Но это возвращение является одновременно возвращением к чему-то самому подлинному из мнимого бытия. Усилие памяти (и поэтического cлова) противостоит смерти во всей многозначности этого понятия.
Читать дальше