Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Развитие торговли на Руси, то есть превращение обмена в экономическое явление, сопутствовало процессу собирания земель под руку Москвы, хотя сама торговля, разумеется, существовала испокон века. Знаменитый путь «из варяг в греки» был торговым путем. На торговле держалась вся Киевская Русь, пишет в своей книге «И есть и будет» Георгий Федотов – мыслитель из плеяды вынужденных эмигрантов первой половины ХХ века. Федотов превозносит великое прошлое торгово-промышленного класса России, «купеческий дух», внесший огромный вклад в русскую культуру, напоминает, что в ХУI – XУII веках иностранцы поражались коммерческим способностям русских и их страсти к торговле. Действительно, было чему поражаться: еще в 1662 у нас году появился первоначальный зародыш капиталистической биржи – так называемый Новый Гостиный двор в Москве.

Петр Первый, познакомившись с европейской жизнью, задумал строить в России биржи по голландскому образцу и тем самым начать организованное построение капитализма в России… которое не окончено до сих пор и неизвестно, будет ли закончено вообще. Нам, современникам, свидетелям и участникам третьей попытки, это не ясно, и некоторые из нас допускают, что капитализму у нас появиться не суждено… Не суждено генетически. Другая цивилизация, и все тут. Купеческий дух, торговля – одно, либеральный дух, спекулятивный капитализм – другое… Но поживем – увидим, а сейчас вернемся к капиталистическим планам Петра.

К первой попытке пересадки европейских порядков на российскую почву (что тоже приходится признать наследственной чертой Отечества) приступили в 1703 году, когда появилась эта самая «проголландская» биржа. Она оставалась единственной на протяжении почти столетия, что, согласитесь, говорит об интенсивности процесса капитализации. Следующие пять бирж открываются лишь в ХIХ веке. Одна из них, Рыбинская, оказывается мертворожденной, ее никто не посещает, она тихо сходит на нет, ее со временем приходится открывать снова – так следует из обстоятельного труда Л. Зайцевой «Биржа в России, или падение Святой Руси. В документах и публикациях конца ХIX – начала XX века», выпущенного в 1993 году Институтом экономики РАН.

Империя не приняла европейских планов императора. Ни экономически, ни нравственно она не нуждалась в капитализме и в его форпостах – биржах. «Душа биржи – спекуляция», – утверждал российский экономист Ю. Д. Филипов в 1912 году. Поэтому не возникает резонанса между ней и «душой России» – в понимании Н. А. Бердяева. Настоящее повсеместное развитие бирж начинается после 1861 года, когда стране буквально силой навязывают капиталистический путь, а точнее, в конце ХIX – начале XX века. Только с 1905 по 1913 год их появилось больше сорока. Русских купцов, фактически принуждением, загоняют в биржевые здания. Мало того, всю деятельность бирж подчиняют государственному контролю и регламентации. Несмотря на это, купцы воспринимают их своеобразно, как свои профессиональные собрания, «клубы», способствующие «успешнейшему движению торговых дел»… и продолжают их игнорировать. В докладе министру финансов, поданном в 1902 году, сообщается, что из 17 проверенных бирж только 10 имеют более-менее посещаемые собрания; на 14 биржах наблюдается уклонение торговцев от записи в члены биржевого общества. В докладе предлагалось принять против уклоняющихся от капиталистического пути купцов определенные воспитательные меры.

Да, в результате реформ Александра Второго страна на этот путь встала. Освобождение крестьян, введение независимых судов и местного самоуправления позволили создать не только благоприятные условия, но и определенные правовые гарантии для развития рыночной экономики. Но… Это «но» неизменно присутствовало и присутствует во всех капиталистических делах, делавшихся и делающихся в России.

Последовавший за реформами бурный рост промышленного производства, темпы которого не имели равных в истории страны, не был естественным продолжением внутреннего хозяйственного развития, а явился результатом правительственной политики, направленной на «пересадку» в Россию западных капиталов, техники, форм организации индустрии и предпринимательства. Но политика правительства была оторвана от общего течения народной жизни. Понятно, что европейские формы не могли безболезненно у нас прижиться – слишком велика была разница в государственном устройстве, в устройстве социальной жизни, экономики, финансовых институтов, в уровне развития технологий, квалификации населения и прочем. Преобразования быстро устремились к какой-то своей, особой, непонятной для народа цели.