Дмитрий Шушарин - Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас

Это не набор словесных клише, это не то, с чем национальный лидер может обратиться к нации. Напротив, это напоминание о том, что такое обращение излишне. Никакой национальной и государственной идеи. Вместо нее – идея трайбалистская, племенная.

По мнению автора, главная историческая миссия будущего бессрочного правителя России – сплочение чекистского племени. Причем оно не именовалось, скажем, «хребтом нации». Райтеры Виктора Черкесова предложили ему озвучить вполне пыточно-застеночное клише: чекистский крюк, на котором повисло постсоветское общество. Общество – это вообще нечто неживое, туша какая-то. И, конечно, все, что было в начале девяностых, то есть становление новой российской государственности, было представлено как «полномасштабная катастрофа».

Таким образом, чекизм, в трактовке тех, кто готовил эту статью, и в изложении главы Роснарконтроля, являлся идеологией антигосударственной. Это даже не концепция корпоративного государства. Это, повторю еще раз, трайбалистское мышление.

Картина мира и система ценностей этих людей сложилась еще в семидесятые годы, когда Виктор Черкесов был вынужден называть себя «солдатом партии», отправляя в лагеря ленинградских литераторов. Чекистское племя уже тогда было истомлено тем, что было вынуждено обслуживать власть партийных чиновников. И вот оно вроде бы приспособило государство для своих нужд. Осталось окончательно его захватить и разрушить. Но главное – как будет происходить дележ.

Райтеры Виктора Черкесова предложили ему в качестве главного тезиса статьи противопоставление воинов и торговцев. Рискованно, конечно, бросать камни в соседа, когда живешь в стеклянном доме. Вверенная ему антинаркотическая служба брала под контроль химическую промышленность и добилась того, что конфискованное зелье стало оставаться в ее распоряжении. Но не это главное. А то, о чем никто из комментаторов не сказал.

В статье был задан принципиальный вопрос о том, как будет функционировать формирующийся политический режим. Речь вовсе не о том, как обращаться с обществом, – оно бесформенной тушей висит на крюке, и делать с ним можно что угодно. Чекизм подразумевает, что члены племени должны принимать унижения, забыть о чувстве собственного достоинства, уметь сдавать и подставлять своих. Поэтому объяснять появление статьи только обидой на действия конкурирующей спецслужбы не стоило. Все было гораздо серьезнее.

Определяющим являлся вопрос о праве на применение силы. Виктора Черкесова не устраивало то, что отсутствует монополия на репрессии. Разные группы внутри племени господ имели возможность вести междоусобные войны. Но этого, по мнению главы Роснаркоконтроля, не должно быть. И он был прав: режим единоличной власти может быть устойчивым, если репрессии могут осуществляться только одной силой – политическим центром. Виктор Черкесов не просил приструнить конкурента и уж, тем более, не увещевал его. Он рекомендовал вождю чекистского племени радикально изменить ситуацию – прекратить внутриплеменные распри и стать единственным источником страха и насилия. Не прямо, конечно, но обрисовывая мрачную картину внутреннего разрушения корпорации, которая допустила то, чтобы разборки между ее лидерами стали предметом публичного обсуждения.

И все это было предложено осуществить Путину. К концу 2007 года главным стал вопрос о третьем президентском сроке действующего президента. Тогда же появилось клише «план Путина». План этот, безусловно, имел одну цель – бессрочное правление… А вот кого – вопрос. Скажем так: пока Путина. На тот момент пока и сейчас тоже.

Восемь лет кадровой политики президента свидетельствовали о его зависимости от «узкого круга ограниченных лиц». Ни при каком Сталине и Брежневе первый секретарь Чукотского обкома не жил бы в Лондоне и не скупал бы яхты и футбольные клубы. Детали плана Путина – мнимые, подлинные, явные, тайные – были предметом постоянного обсуждения. Но обсуждались именно детали. Между тем не было ответа на главный вопрос: в чем причина успеха человека восемь лет удерживавшего власть и, в конце концов, по всем разумным критериям провалившегося? Потому что пропагандистская истерика свидетельствовала именно о провале. Построив пропаганду на противопоставлении собственного правления девяностым годам, Владимир Путин не смог сделать то, что удалось Борису Ельцину: уход из власти первого президента России не сопровождался кризисом. Он создал жизнеспособное государство и оставил дееспособного преемника. Без него ничего не развалилось.