Аким Волынский - Литературные заметки. Статья II. Д. И. Писарев

В декабрьской книге «Русского Слова» за 1860 год впервые появляется имя Писарева под двумя литературными произведениями. Он выступает в качестве переводчика поэмы Гейне «Атта Троль» и автора злой, но местами справедливой рецензии, написанной по поводу вышедшего в Москве «Сборника стихотворений иностранных поэтов» В. Костомарова и Ф. Берга. Стихотворный перевод Писарева не отличается никакими особенными достоинствами и, несмотря на полную верность подлиннику, совершенно не передает его великолепных, поэтических красок, озаренных удивительным сатирическим остроумием. Разбор небольшой московской книжки занимает несколько печатных страниц и, по сравнению с рецензиями «Рассвета», производит впечатление чересчур сурового литературного приговора, в котором собственно эстетическая идея играла второстепенную роль. Через полтора года по напечатании этой рецензии Писареву пришлось вернуться к переводам Костомарова и Берга, и тогда он в гневной статейке, напечатанной в мае месяце 1862 года, беспощадно раскритиковал новый сборник стихотворений под названием «Поэты всех времен и народов». Но, несмотря на быстрое развитие Писарева в известном направлении, обе эти рецензии образуют одно согласное целое без малейшего внутреннего противоречия между отдельными мыслями и суждениями. То, что в менее решительных фразах только намечено в рецензии 1860 г., то в критической заметке, появившейся через восемнадцать месяцев, выражено в самых энергических, смелых словах, без всякой оговорки, с явным презрением к каким бы то ни было чисто эстетическим или поэтическим красотам. В короткий промежуток времени, наполненный многочисленными литературными трудами самого разнообразного содержания, Писарев успешно овладевает настроением эпохи и, недавний моралист и эстетик, он вдруг выступает ярым фанатиком самой крайней реалистической философии. Его богатая, плавная речь, прежде сверкавшая в патетические минуты красивыми образами, охлажденная новыми понятиями, приобрела особенную резкость. Его полемическая насмешка, проникнутая непримиримою злобою, звучит обидно, дерзко, вызывая ответное раздражение. Наслаждение самим искусством, прежде имевшее такое большое значение в глазах Писарева, теперь уже признано вредною забавою, недостойною серьезного, мыслящего человека. Писарев быстро переродился в новой журнальной атмосфере, насыщенной эстетическими и философскими идеями Чернышевского, статьи которого в то время волновали весь литературный мир. Он сделался партизаном известного литературного движения и критика в его руках стала мало-по-малу превращаться в орудие публицистической агитации, совершенно не считающейся с самостоятельными задачами и целями художественного творчества. Его литературные суждения, выиграв в резкости тона, приняли направление, прямо враждебное тонкому, чуткому восприятию поэтических впечатлений. Уже в рецензии, написанной о «Сборнике стихотворений иностранных поэтов», слышится неудовольствие по поводу литературных произведений, в которых свободно развивается чисто-лирическое содержание, без малейшего оттенка гражданственной сатиры. В библиографической заметке о том же предмете в «Русском Слове» 1862 года это неудовольствие, как мы уже говорили, приобретает характер явного протеста с сатирическим издевательством над разными «цветистыми» определениями поэтического искусства. Писарев глумится не только над невинными переводчиками, но совершенно откровенно, не чувствуя комизма своих слов, бьет полемическою насмешкою даже Карлейля – критика с неподражаемым талантом и пламенным красноречием пророка. В. Костомаров приводит в предисловии, предшествующем переводу некоторых стихотворений английского поэта Бэрнса, отдельные определения и выражения из критической статьи о нем, написанной Карлейлем. По блеску ярких уподоблений, – это искры настоящей поэзии, какие постоянно вылетали из под огненного пера великого писателя. Карлейль оставил в английской литературе целый ряд бесподобных характеристик и между ними статья его о Бэрнсе занимает одно из самых видных мест. Он родился поэтом, пишет Карлейль, и поэзия была «небесным элементом его существа [13] Поэты всех времен и народов, Москва, 1862, стр. 45. ». На её крыльях он уносился в область чистейшего эфира, чтобы только не унизить себя и не осквернить свое чистейшее искусство. «Низко под его ногами лежали гордость и страсти света. Он одинаково смотрел вниз и на благородных, и на рабов, и на князей, и на нищих, – смотрел своим ясным взглядом, с братскою любовью, с сочувствием и с состраданием [14] Поэты всех времен и народов, Москва, 1862, стр. 46. ». Цитируя эти фразы из статьи Костомарова, Писарев ехидно смеется над их «цветистым» содержанием. Карлейль облек в поэтическую ризу самую простую мысль, которую можно было бы передать следующими прозаическими словами: «Роберт Бэрнс был честный человек, никого не обманывал и ни перед кем не подличал». В другом месте, делая параллельную характеристику Бэрнса и Байрона, Карлейль говорит: «Байрон и Бэрнс были оба миссионеры своего времени. Цель их миссии была одна и та же – научить людей чистейшей истине. Они должны были исполнить цель своего призвания – тяжко лежало на них это божественное повеление. Они изнывали в тяжелой болезненной борьбе, потому что не знали её точного смысла: они предугадывали его в каком-то таинственном предчувствии, но должны были умереть, не высказавши его ясно [15] Поэты всех времен и народов, Москва, 1862, стр. 47. ». Эти вдохновенные фразы, отражающие целую историческую философию, не возбуждают в Писареве ничего, кроме желания отшутиться ироническим замечанием. Карлейль верит в какие-то исторические миссии! Он не только пишет красиво, но и думает красиво, так что «вы, при всех усилиях, не дороетесь ни до какой простой человеческой мысли!..»