Виктор Тимченко - Модерный национализм. Глобальные катастрофы и как от них защититься

Этническая идентичность не является препятствием для идентичности национальной, а суть её компонент. Поэтому национальная идентичность, с одной стороны, требует наличия этнических корней, из которых она питается, а с другой стороны, является обрамлением сочетания этнического разнообразия – при значительной трансэтнической конгруэнтности – в национальном. Таким образом, этническое многообразие и национальную общность можно рассматривать как две стороны одной медали.

Что с того, что д'Артаньян у Дюма был гасконцем? Он уже тогда был и гасконцем, и французом, служил верой и правдой французскому королю (скорее королеве). Да и нынешних итальянцев можно делить, как прежде, на венецианцев, флорентийцев или неаполитанцев, которые раньше тоже считались «нациями». Что с того, что французы, до появления литературного французского языка, говорили на разных диалектах, которые сохранились до сих пор? Во всех нациях, какими бы этнически чистыми они ни были, существуют региональные говоры, которые, как чистые ручьи, вливаются в мощную нормированную языковую реку всей нации и одновременно питают её. В «Пигмалионе» Бернарда Шоу профессор фонетики Генри Хиггинс так рассказывал о своих способностях, похожих на цирковой фокус: «Фонетика и ещё раз фонетика. Наука о произношении. Моя профессия и моя страсть. Ирландца или йоркширца легко узнать по акценту. Но я могу определить место рождения человека с точностью до шести миль, а в Лондоне – до двух улиц».

Так же и в немецком языке существуют диалекты – баварский, бадский, берлинский, платтдойч, кёлш, пфальцкий, саксонский. Внутри самого саксонского можно выделить региональные подгруппы, и знатоки этого диалекта безошибочно определяют место, где человек вырос и живёт. Но всё это не мешает представителям бывших мелких княжеств и королевств называть себя немцами.

Во Франции диалекты (или региональные языки, наречия, региолекты…) не представляют исключения: все они (как и в Германии, в Украине, в Испании…) имеют одну и ту же грамматическую основу, большой общий словарный запас, и, что самое главное, носители диалектов могут в основном (хотя и не без напряжения) понимать друг друга.

Поскольку вопрос нации – это вопрос, в частности, самоидентичности, то можно сказать, что сначала человек идентифицировал себя с кланом, семьёй, затем – с племенем, впоследствии он стал гасконцем, а уже потом французом. Нация формировалась из людей, которые распространяли свою идентичность на всё большую и большую территорию.

Каждому наблюдателю очевидна разница между французской и американской (США) нацией: во французской нации объединились в одно целое народы, близкие по территории проживания, по языку, по культуре, по историческому наследию, по религии (католики и протестанты – христиане, и мы говорим не о тождестве, а лишь о близости), по темпераменту, традициям, кулинарным предпочтениям. Объединённые в одну нацию американцы США никогда не жили рядом. Они говорили (и говорят) на разных языках, исповедуют разные религии, различаются цветом кожи, менталитетом, привязанностями в питании, одежде, традициях – нет ни одной сферы человеческой жизни, в которой среди объединённых в американскую нацию этносов не было бы разницы.

На чём же держится политическая нация?

Самый первый, но не всегда самый надёжный способ – удержание единства нации силой. В национальном «браке по любви», как во всякой семье, когда-нибудь всё же начинаются распри, в частности на национальной почве. Характерный пример применения силы – непрекращающаяся война в Ольстере. В Северной Ирландии, юридически относящейся к Великобритании, ирландцы уже около тысячи лет ведут войну за своё отделение. Лондон подавляет – пока успешно – эти сепаратистские устремления.

Одной из разновидностей силы является юридическая сила, сила закона. Элита страны принимает такие законы, которые позволяют ей удерживать нацию в единстве, жестоко наказывая каждого за попытку сепаратизма.

Второй мощный рычаг – экономика. В экономически процветающей стране удерживать этносы в повиновении значительно легче, чем в стране проголодавшейся. «От добра добра не ищут», – гласит поговорка. Поэтому в стране, где люди экономически преуспевают, они в основном закрывают глаза на свою этническую идентичность и, как правило, отбрасывают всякие мысли об отделении, создании своего национального государства и т. п. Пример США – типичный. В стране с одним из самых высоких в мире жизненным уровнем этнические пропасти пока ещё просто «заваливаются» долларами. Национальные катаклизмы обостряются, если у них появляется экономическая подоплека. Каждый «хлебный» или «соляной» бунт может перерасти в национально-освободительный.