Александр Образцов: Европа – полуостров России (сборник)

В Дубултах, в Доме творчества проходили всесоюзные семинары драматургов.

Тогда латыши, писатели, были пожалуй, самыми верными и отзывчивыми слушателями. Ничто не говорило о том, что через два-три года они станут главными идеологами антирусского движения. А вот казахи, после известных волнений из-за Колбина, вели себя совершенно разнузданно – постоянно цеплялись, провоцировали скандалы.

Для русских это было необычно. Никто, кроме, кажется, поляков, не смел задираться к русским по поводу истории. И именно история была в те годы, в конце 80-х, самой опасной темой.

Татары почему-то вспомнили Ивана Грозного. Который приказал после взятия Казани казнить всех, кто не пролезал под тележной осью (странное зрелище, я скажу, если такое представить. Зачем пускать всех в нелепое состязание? У него что, глаз не было? Он не мог отличить ребенка от взрослого? Тем не менее, обида татар по мифическому поводу была смертельная).

У казахов обидой было то, что несколько миллионов казахов вымерло во время организации колхозов: оказывается, их заставили заниматься земледелием и они, от неумения, не собрали урожая и вымерли миллионами (если учесть, что казахов в конце двадцатых годов было чуть больше миллиона вообще и только при советской власти их численность вырастала в разы, им была построена передовая промышленность, поднята целина и т. д. и т. п., то обиды нынешних казахских драматургов за коллективизацию конца 20-х годов, которую в массе проводили наверняка энтузиасты-казахи, были такими же детскими).

И только латыши улыбались и чуть что – кивали головами. У латышей, как у истинных европейцев, на лицах нельзя было ничего прочесть. Кстати, европейцы же и выдумали сказки о восточном коварстве и лицемерии. Насколько я знаю по жизни, лицемерие начинается строго за Рейном. До Рейна с этой стороны – простодушие и неумение скрыть страсти.

Так вот один из казахских драматургов, я уже забыл его имя, был постоянно пьян и заряжен на скандал. Однажды он раз за разом прерывал какими-то немыслимыми в то время антисоветскими выкриками руководителя семинара, приехавшего в Дубулты с семьей отдохнуть на Рижском взморье, и довел того до сердечного томления – ему стало плохо. И этот самый казах сказал одну фразу, которую я часто вспоминал и только сегодня понял, как к ней относиться. Фраза такова: «Мой сын никогда не станет китайцем или евреем. А русским – станет. Его только будут дразнить „косоглазый“. А так – станет таким же русским, как все».

Мне вначале эта фраза показалась лестной из-за русского демократизма. Хотя в ней был с его стороны достаточно оскорбительный смысл: мол, евреем или китайцем стать невозможно, а русским – раз плюнуть, туда всех берут.

Но всех ли берут к русским? Просто ли стать русским? И что такое – быть русским?

Начну с конца: я не встречал ни одного еврея, хотя бы на четверть, на одну восьмую, которого бы русские посчитали своим, русским. В то же время дочь моего знакомого драматурга, женатого на русской, и самого только наполовину еврея, совершенно свободно была принята в Израиле как еврейка. Вопрос: почему русских 200 миллионов, а евреев – 15?

Далее. Украинская или белорусская кровь присутствует в большинстве русских. Она не считается зазорной, в отличие от еврейской, скажем, но о ней всегда напоминают со смехом. В том числе и сами обладатели подобного украшения. У меня, например, одна из бабушек имела фамилию Тимошенко, жила на Кубани и была, скорее всего, или потомственной запорожской казачкой (что почетно) или иногородней, пришедшей на Кубань уже в конце 19 века с бесчисленными хохлацкими обозами, растянувшимися до самого Тихого океана. (Тоже, кстати, тема для исследования – демографический взрыв на Украине в конце 19 века и его последствия).

Армянская кровь – самая мягкая. То есть, из кавказских кровей армянская приживается в русских наиболее комфортно. Армянина на улице и в школе не дразнят, девушки в армян влюбляются без опаски. Меня самого в городе Свободном одна полячка по фамилии Кренглевская отшила в пользу Осепьяна, в дальнейшем офицера-танкиста. А отшила она меня очень культурно: сказала, что мы – дальние родственники. До сих пор мне немного лестно быть частично поляком.

Хотя поляки по непонятной мне навсегда причине совершенно люто ненавидят русских. Не принимать же всерьез разделы Польши и иные восстания? Мало ли их было у каждого народа.

Однажды в гостинице «Пекин» в Москве после свадьбы одного моего приятеля-китаиста мне довелось упасть на колени перед двумя поляками (был я пьян) и умолять их простить русских за все обиды. Что поразительно – они меня не простили. Так вот в ответ тем полякам: моё падение на колени было не совсем искренним, это был в некотором роде театр и известное недоумение: что, разве есть между интеллигентными людьми такие темы, которые нельзя решить рассуждениями? Оказалось – есть.