Тем временем и дверь поддалась: палка вдруг выскочила из запора. Вышли из мавзолея на свежий воздух и увидели: огромное солнце вставало над покрытыми кустарником холмами. И сразу навалилась жара.
Первое время Абай непрерывно сравнивал то, что происходило с ним сейчас с тем, что он узнал за полгода, проведенные им у старцев на Сулеймановой горе. Старцы с Сулеймановой горы учили его чистоте помыслов и почитанию Аллаха. Здесь же ничего такого не было. Его никто ничему не учил. Мирза жил своей обычной жизнью, боролся на базарах, на свадьбах, бродяжничал, просил милостыню, пил водку. И Абай сидел вместе с Мирзой возле мусульманских и зороастрийских гробниц, ел плов и шурпу, бормотал вместе с Мирзой молитвы по просьбе поминальщиков, или переходил с одного места в другое, ночуя где придется, встречал факиров и таких же как они бродяг, слушал их истории, их бред, рассказы о чудесах, видел чудеса, которые совершались буднично и невидно, без скептических наблюдателей и измерительных приборов. И Абай пил водку с Мирзой и его дружками, людьми с бычьими шеями и кривыми ногами, которые боролись друг с другом на потеху зевакам на базарах, на праздниках и свадьбах, а когда не было работы, бедствовали, промышляли кто чем горазд, пили вместе и, опьянев, наваливались все на одного, били долго и методично в самые чувствительные места, пока тот не терял сознание, а потом, когда он приходил в себя, били снова. Абай пил вместе с ними, слушал их разговоры, шатался с ними по базарам, по мавзолеям, приглядывался к людям, и в нем пробуждалось знакомое детское ощущение монотонной вечности, когда все вокруг становилось странным и чужим, как будто он заброшен на незнакомую планету, в какое-то незнакомое время: на миллионы лет назад или вперед, — и время ничего не значит. И удивительное веселье овладевало им, будто бы он удрал из тюрьмы, в которой провел много лет, может быть целую жизнь, и теперь он спасен, тела больше нет, и ему ничего не страшно.
Когда он, наконец, разыскал в Султан-бабе свой автобус и увидел обращенные на него молчаливые взгляды шести своих спутников, труднее всего ему было поверить тому, что с той ночи, когда все они оказались заперты бродягой на палку в древней гробнице прошло всего-навсего четверо суток.
Через месяц, сидя с друзьями за заставленным бутылками столиком в ресторане «Арагви», Абай вспомнил о том, что случилось с ним в Султан-бабе. У него больше не было сомнений: не здесь в Москове, а там, среди «артистов», бродяг и побирушек, под лукаво-жестким взглядом Мирзабая оживало его истинное «я», свободное от тревог и учитываний, неодолимое и владеющее вселенной. Он вдруг понял, что встретил просветленного мастера.
ИЗРЕЧЕНИЯ НЕКОТОРЫХ УЧИТЕЛЕЙ (4)
В нашу жизнь входят вопросы и мысли инопланетян, которым что-то нужно от нас или от Земли, или от некой планетарной сущности. Как и на каком языке они могут заговорить с нами?
Нильс Бор
В платоне человек оказался всецело поглощён диалектиком
Джордж Генри Льюис
Знание никогда не может быть захвачено снизу, оно может быть только спущено вниз.
Адин Штейнзальц
Каждый сыт своей мерой.
Игорь Чабанов
Всегда плюс, никогда минус.
Мирзабай
О чем нельзя сказать, о том следует молчать.
Витгенштейн
Запад есть Запад, Восток есть Восток.
Р. Киплинг
«Широка страна моя родная». Абай встретился с Валентином на спиркинском семинаре. Случилось, как это обычно случается: увидели один другого, понравились, познакомились, подружились. Валентин — физик с тоской по Востоку, Абай для него восточный принц — обаяние, живость и пластика. Для Абая он — мыслящий физик, западный дисциплинированный ум, прибалт, что-то слышавший о суфизме. Оба открытые, без видимых подвохов. Оба искали себе применения, искали друзей. Кто первый к кому подошел — не имеет значения. Каждый окружен своим облаком надежд и концепций — разговоры лились параллельными токами, каждый о своем, тем не менее, получались. Время было такое: общей отчужденности от официоза достаточно было для дружбы. В то же самое время оба искали причастности к влиятельным сферам. И оба к ним причастились, оставшись свободными внутренне — и клетка была не такой уж золотой, и их нелегко было приручить: кесарю отдавалось кесарево, себе же брали с лихвой. Каждый знал о проекте другого достаточно. Впрочем, уже было сказано: «деньги давали на одно, делали другое, в отчетах писали третье».
Читать дальше