Василий Песков - Таежный тупик

Остались жить лишь старший в семье и младший. И жили вдвоем шесть лет. Наблюдая Агафью и Карпа Осиповича во время не частых, к сожалению, встреч, интересно было заметить, как постепенно, ни в чем не поступаясь в главном – «нам с миром не можно», – они все-таки, как говорит Ерофей, «русели».

Пища. Первоначально в гостинец принимали лишь соль. Потом стали брать крупу, муку, яйца, непотрошеную рыбу. Анализируя причины избирательности – что-то можно, а что-то нельзя – видишь: нельзя то, что прошло какую-то обработку в «миру» либо было в «мирской» посуде. Мед, привезенный в стеклянной банке, был забракован, в туеске – взяли. Овсяные хлопья надо было высыпать из коробок в мешок. В чем дело? Причину опять же надо искать в прошлых летах староверства.

Раскол совпал по времени с моровыми болезнями – чумой и холерой. Случалось, скиты пустели в одну неделю. Никакого понятия о микробиологии в те давние времена, разумеется, не было. Но здравый смысл подсказывал: болезнь разыгралась с появлением пришлого человека либо была «принесена в посуде». По этой причине даже не в слишком строгих староверческих сектах никто не даст тебе напиться из своей кружки. Прежних страшных болезней нет. Нынешняя старушка-«раскольница» о них даже может не знать. Кружку, если из нее случайно кто-то напился, можно бы и помыть. Нет, кружку выбросят – «опоганена». Таков освященный столетиями ритуал веры и бытия.

У Лыковых строгость особая. Посуда – всегда отдельная. За руку не здоровались. Если прикоснулись случайно к чьей-то руке, бежали к берестяному умывальнику. Воды в нем, случалось, не было. Просто потирали руки под умывальником – ритуал соблюден. Но наступил момент – отец и дочь позволили доктору себя осмотреть, ощупать, прослушать, не противились взятию крови. Обстоятельства вынудили – Агафья пила безусловно «запрещенные богом» таблетки. Карп Осипович дался положить ногу в гипс.

По тем же изначальным, надо думать, причинам не брали Лыковы поношенную, хотя и хорошо стиранную одежду – только новое!

В разговоре о Лыковых чаще всего спрашивают: ну а как самолет, вертолет, телевизор? Любопытное дело, но самолеты и вертолеты их вовсе не поразили, они их приняли как некую негреховную данность – «люди измыслили». Строгости веры не предусмотрели соответствующего к ним отношения. А вот спички («серянки»), давно заклейменные как греховные, и поныне не признаются. Правда, и тут послабление есть. В последнее время Агафья спичками пользуется, когда поджигает дрова. Огонь же для свечки добывает только кресалом.

Кое-что в разряд «греховного» Лыковы занесли уже тут, на горе. Баня – пример характерный. Карп Осипович в молодости парился с веничком. В таежном житье баня могла бы стать главной радостью бытия, могла «диктовать» чистоту и опрятность во многом другом, служить лечебницей. Но Лыковы опустились, и баню из ряда христианских добродетелей исключили.

Самое строгое табу «истинно христианская вера» Лыковых распространяет на фотографию. «Не можно» и все. Так было в первой встрече. И никаких послаблений поныне. В чем дело? Дело, очевидно, в природе самой фотографии, находящейся на другом полюсе скрытно-таежной жизни. Люди прячутся, а фотография тайное делает явным. Приговор ей был вынесен сразу, как фотография появилась. А чтобы запрет был крепким, фотографирование означено было делом крайне греховным. Табу действует жестко. Пробовал объяснить, уговаривать – ни малейшей уступки. Только однажды Агафья сказала: «Если исподтишка, против воли кто снимет, то грех не велик. Грех падает на тех, кто «с машинкой». На том и поладили. И чтобы не рушить добрые отношения, камеру из рюкзака я стал доставать лишь изредка под предлогом снять своих спутников или что-нибудь возле избушки.

Интересна эволюция отношения к деньгам. Любопытства ради, я помню, показал Агафье и Карпу Осиповичу десятку, присланную «в фонд Лыковых» кем-то из читателей «Комсомолки». Реакция была такой, как будто в избушку впустили самого дьявола. «Уж ты, пожалуйста, спрячь, Василий Михайлович, – взмолился старик, – мирское это, мирское». Но года два спустя Агафья украдкой показала тряпицу с деньгами. Объяснила, что это доставил ей Ерофей и уговорил взять – «присланы единоверцами и могут понадобиться». Контакты с «миром» запрет на деньги свели на нет. Поездка к родственникам, а потом и к матушкам на Енисей уже прямо требовали денежного обеспечения. И хотя почти все для Агафьи, как только ее узнавали, делалось бескорыстно и с радостью, она почувствовала: деньги в «миру» дают независимость.