Литературная Газета - Литературная Газета, 6621 (№ 45/2017)

Герои книги Эдуарда Макаревича – профессора – сливки научного мира, чья сила была в их способности создавать своего рода научные «заговоры» – выдвигать теории, концепции и технологии, которые могли бы при стечении обстоятельств превратиться и в рычаг изменения общества, и в средство борьбы с властью и режимом. Среди героев книги, например, профессор Томаш Масарик, будущий первый президент Чехословакии, а до того, по сути, один из организаторов или «спусковых крючков» Гражданской войны в России.

А сколь интересна фигура Сергея Мельгунова, историка, публициста, издателя, но и заговорщика. Он автор известного труда «Красный террор». О нём Эдуард Макаревич замечает: «Ограниченность и сомнительная правдивость источников, приводимых без критической оценки, отход от первоначального плана книги, который предусматривал характеристики как «красного», так и «белого» террора, но в итоге свёлся автором только к «красному» – всё это способствовало появлению книги откровенно пристрастной, откровенно пропагандистской». И далее: «По стопам Мельгунова, спустя несколько десятилетий, пошёл А.И. Солженицын, написавший трёхтомный «Архипелаг ГУЛАГ». …в основе всё те же впечатления, рассказы, легенды».

Автор книги не подаёт время и героев упрощённо. Тот же Мельгунов, его соратники вырабатывали яркие, глубокие идеи, часть которых и поныне не утратила актуальности. Но почему они не прошли тогда? В чём была их слабость? Или были слабы сами люди? В книге ищутся ответы и на такого рода вопросы.

Среди героев книги и философ, писатель, профессор Иван Ильин, известный многим, в частности, как автор идеи «сопротивления злу силою», а также многие другие яркие и неординарные личности, выдающиеся интеллектуалы. И конечно, те, кто им противостоял.

Знакомство с книгой расширяет горизонты нашего понимания времени, переломного не только для России, но всего мира.

„Долготерпение Государя принималось за слабоволие“

Политика / Настоящее прошлое / Авторитетное мнение

Царская семья прошла свой путь единой до самого конца

Теги:Николай II , Романовы

Николай II не хотел покидать Россию

Митрополит Калужский и Боровский Климент

Сто лет миновало с года двух русских революций, радикально изменивших жизнь в нашей стране. В России был не только разрушен прежний государственный строй, кардинально поменялось отношение к Церкви со стороны властей и общественных институтов. Вскоре начались массовые и продолжительные гонения за веру, во время которых пострадали миллионы наших соотечественников. В столетнюю годовщину тех ключевых событий особенно актуально вспомнить о людях, которые сохранили верность Христу и Его Церкви во всех выпавших на их долю испытаниях.

Одними из первых приняли смерть последний российский император Николай II и члены его семьи. Спустя несколько десятилетий Русская Православная Церковь прославила их в лике страстотерпцев. Данное решение не было скоропалительным или политически ангажированным. Специальная комиссия долго взвешивала все «за» и «против», выслушивая не только сторонников, но и противников канонизации Николая II, которых в церковной среде было немало.

На основании кропотливой работы по изучению завершающих месяцев жизни и обстоятельств смерти последней царственной четы Романовых и их детей, а также многочисленных свидетельств их молитвенного предстательства, было принято решение о канонизации всей семьи: царя Николая Александровича, царицы Александры Фёдоровны, цесаревича Алексея, великих княжон Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. Мне довелось изучать материалы этой канонизации, доклады комиссий, анализировавших отдельные аспекты жизни и деятельности императора Николая II. И сейчас, когда вспоминаются самые разные события вековой давности, хочу поделиться мыслями о царственных страстотерпцах.

Сразу подчеркну: основанием для их общецерковного почитания является не их политическая деятельность, не заслуги перед государством, а мужество и безропотное принятие тех страданий, которые выпали на их долю. По этой причине в многогранном портрете царя-страстотерпца на первый план выступает его личность, и я преимущественно поведу разговор о нём как о человеке. Но и как самодержца его неизбежно придётся упоминать в тех отдельных случаях, когда человеческое и императорское проявлялись в нём нераздельно.