Игорь Моляков - Моляков - Федоров - опыт противостояния

Вот они через мой карцер и переговаривались, пытаясь и меня вызвать на разговор. Но я молчал, и они отвязались.

В 18-м сидел молчаливый мужчина. Он будто бы сексуально домогался (или изнасиловал — уже не помню) малолетних детей. Так же, как и я, за все время он не перекинулся ни одним словом с соседями.

На пятые сутки голодовки меня все-таки повезли в суд. Пошатывало. Голова слегка кружилась. Был вечер 1-го ноября. Основной судебный процесс был закрытым, народ в зал не пускали.

Были Малюткин-младший, Юркин-младший, Шарапов, Коток, В. А. Ильин и я в клетке. Тут же Виктор сунул мне сквозь прутья какие-то листы. Это оказался текст статьи «Сладкая сказка о Федоровых» с собственноручными исправлениями, вставками, вычеркиваниями Евгения Павловича Мешалкина.

Как только заседание началось, я отказался отвечать на какие-либо вопросы. Выразил протест против этого судилища. Заявил о голодовке. Без пищи уже пять дней, плохо себя чувствую.

И тут поднялся Виктор Алексеевич. Он заявил, что у него имеется неопровержимое доказательство того, что автор статьи — не Моляков. Он представил на обозрение суда подлинник мешалкинского текста и просил копию этого текста приобщить к материалам уголовного дела.

Кроме того, он ходатайствовал о вызове в суд авторов статьи, проведении почерковедческой экспертизы для подтверждения, что рука — Евгения Павловича, а также о возвращении Малюткиным в прокуратуру текста обвинительного заключения, так как в основе его лежит утверждение, что автор статьи — Моляков.

Последовало легкое замешательство. У Юркина лицо вытянулось, он стал чем-то похож на грустную лошадь. Вскочил, как ошпаренный, Шарапов, стал сбивчиво, быстро говорить. Мол, мы и не утверждали, что Моляков — автор. Мы только доказываем, что он — распространитель.

Тогда Ильин процитировал обвинительное заключение, где авторство приписывается мне.

Шарапов и Коток потребовали перерыва. Разрешение было получено. Адвокаты стали нервно между собой перешептываться. Шептались долго. Юркин будто окаменел, а Шарапов с Котоком принялись что-то набрасывать от руки на листе бумаги.

Наконец Шарапов встал и заявил, что ходатайствует перед судом о назначении в отношении меня судебно-психиатрической экспертизы. У представителей Федорова появились сомнения в моей психической полноценности оттого, что я объявил голодовку. У меня плохо с логикой — я не могу понять, что меня обвиняют не в авторстве статьи, а в ее распространении. Моляков, по мнению Шарапова, «мизантроп», он во всем видит только темную, нехорошую сторону. Из творчества Молякова видно, что у него преобладает только отрицательная оценка явлений и событий в республике. Защитник Федорова говорил, что жизнь становится все лучше и лучше. Больше на улицах легковых автомобилей. Много открылось магазинов, кафе, ресторанов.

Такой подход к жизни, как у Молякова, вещал адвокат, лишает смысла существование человека на земле.

Моляков в течение небольшого периода, не отбыв наказание за первое преступление, совершает аналогичное. К тому же от его действий страдают непосредственно его родные и близкие. А разве нормальный человек такое допустит?

Юркин-младший, услышав адвокатские доводы, предложение о назначении стационарной судебно-психиатрической экспертизы поддержал безоговорочно. При этом он также подтвердил слова Шарапова, что никто не обвиняет меня в авторстве статьи — только в распространении. Ильин ему еще ответил, что пусть он тогда отзовет обвинительное заключение, где черным по белому зафиксировано — статья написана Моляковым.

Адвокат Коток, естественно, полностью поддержал хлипкие доводы Шарапова.

Думал над ходатайством Шарапова Малюткин недолго. Уже на следующее утро меня вновь повезли в суд.

На вошедшего в зал Малюткина-младшего жалко было смотреть. Он прятал глаза, краснел. Быстро прочел текст постановления, в котором признал все доводы Шарапова верными. Дал санкцию на помещение меня в психушку. Он был так смущен, что вместо слова «мизантроп» все время использовал слово «филантроп». Так я и остался в тексте его постановления «филантропом».

Потом он пулей вылетел из зала. Взбудораженный произошедшим, я еще успел крикнуть ему вслед из клетки: «Да, ребята, вы совсем разошлись!»

Так же молча и быстро выскользнули из зала заседания Юркин-младший, Коток и Шарапов.

Очутившись вновь в карцере, поразмыслив, я понял, что вариант с психушкой возник у противоположной стороны не спонтанно. Они были готовы к его применению, но не ожидали, что перейти к нему придется столь быстро. К этому были давние предпосылки.