Игорь Моляков - Моляков - Федоров - опыт противостояния

Как можно было утверждать, что автор статьи «Сладкая сказка о Федоровых» — именно я. Каким образом комиссия это проверила? И при чем здесь моя статья «Тело на обочине», написанная в декабре 2001 года? Ведь судья Евстафьев осудил меня за то, что я Н. Федорова назвал «участником трагедии». В статье «Сладкая сказка о Фёдоровых» об «участнике трагедии» ничего не говорится. На этот раз президент Чувашии посчитал оскорбительным другое высказывание.

Тем более смехотворны рассуждения комиссии о том, что использована фотография Н. В. Федорова. Взята она из упоминавшегося рекламного альбома «С верой в Чувашию — вместе с Россией».

Уже в суде, 4 декабря, председатель ОИК допустила еще один непростительный «прокол»: под протокол она заявила, что в статье «Сладкая сказка о Федоровых» Моляков допустил высказывания клеветнического характера. С её слов выходило, что я — клеветник. И опять же, почему Ольга Владимировна решила, что автор статьи я, и исходя из каких источников (а источник может быть только один — судебное решение) она сделала вывод, что в статье «Сладкая сказка о Федоровых» содержится клевета на Федорова и его семью?

И комиссия, и Кулагина шли на очень большой риск. Они, особенно Кулагина, во всём этом неблаговидном деле превращали себя в «крайних». Видимо, начиналось это хорошо спланированное дело с заявления президента ЧР Федорова в адрес прокурора Чувашии и председателя ЦИК республики от 22 ноября 2003 года, в котором он обвинял меня в клевете на его покойную мать.

Естественно, об этом Кулагина заранее была предупреждена. Более того, полагаю, что текст ее письма к Антонову был предложен ей уже готовым. Не исключено, что 22 ноября 2003 года Ольга Владимировна была вызвана к министру внутренних дел, и тот приказал ей тут же подписать незаконное письмо.

На это письмо Антонов немедленно ответил приказом по милицейским подразделениям, и в тот же день, 22 ноября, начались первые задержания активистов моего избирательного штаба.

Чтобы прикрыть все эти незаконные действия, Кулагина собирает в пожарном порядке контрольно-ревизионную службу при окружной избирательной комиссии по Чебоксарскому № 34 одномандатному избирательному округу, а потом, уже 1 декабря, — саму комиссию.

При этом КРС ведет себя весьма странно. Будто бы уже 22 ноября 2003 г. в 15 часов дня ее председатель А. П. Тарасов собрал 6 членов контрольно-ревизионной службы, и они протоколом № 6 утвердили тот противоречивый текст, который будет утвержден на заседании ОИК 1 декабря.

Потрясающая оперативность! 22 ноября Федоров пишет заявление прокурору и в ЦИК. 22 ноября КРС с Тарасовым уже сочиняют решение. В этот же день Кулагина шлет письмо Антонову, и в тот же день тот издает приказ об изъятии агитационных материалов моего избирательного штаба. Такую бы оперативность — да в ответ на мои заявления!

Усердие чиновников «било через край». Уже 26 ноября Тарасов вновь собирает КРС, где присутствует уже 8 членов из 10, входящих в контрольно-ревизионную службу. Они вновь «проштамповывают» тот же самый текст решения. Изъятие листовок решили дополнить штурмом горкома!

Возникает вопрос: отчего уже 22 ноября к министру Антонову не поступило решение самой ОИК или, на худой конец, её КРС? Отчего свой приказ он издавал только на основании незаконного письма Кулагиной?

Остается одно предположение: все эти решения были «подверстаны» задним числом.

Когда 28 ноября 2003 года В. В. Ермолаев обращается в суд, его оттягивают до 4 декабря, чтобы успеть «подобрать» все нужные решения.

Во время всех этих манипуляций на заседания КРС и ОИК ни разу не был приглашен член ОИК с правом совещательного голоса, представлявший КПРФ, Владимир Яковлевич Ершов.

По первому уголовному делу я был осужден 4 ноября 2002 года по ст. 129 ч. 3 мировым судьей судебного участка № 1 Калининского района г. Чебоксары Евстафьевым. Дело «клеилось» помощником прокурора г. Чебоксары Антипова А. И. Толстовым. Курировал процесс прокурор города Антипов. В статье «Тело на обочине», в которой я рассказал об уголовном преступлении, совершенном отцом Федорова, было написано, что Федоров-подросток являлся участником этой семейной трагедии.

В начале статьи я сообщил, что в августе 1972 года в одной чувашской семье разыгралась драма. Послушные «правоведы» доказывали в суде, что я изобразил Николая Васильевича Федорова соучастником отцовского преступления.

Я же доказывал — выражение «участник драмы, трагедии» не есть утверждение, что Федоров-младший совершил преступление совместно с Федоровым-старшим. В заключении лингвистической экспертизы, составленной по первому делу втихаря, без моего уведомления, тоже однозначно не утверждалось, что выражение «участник трагедии» означает «участник преступления».