Алексей Павлов - Должно было быть не так

Читаю. Содержание отдалённо похоже на то, что было в факсе, и не похоже ни на что, хоть отдалённо напоминающее разум.

— Могу я получить копии подписанного мною факса и предъявленных мне сейчас постановлений?

— Конечно, Алексей Николаевич, только не копии — имеете право переписать, но сначала надо поставить подпись.

— Дело в том, что я не согласен.

— С чем? С обвинением или поставить подпись?

— Ни с чем. Я имею право отказаться?

— От дачи показаний — да, имеете право отказаться, но обвинительные документы надо подписать, Вы же ознакомлены. Вот, товарищ Иваненко может подтвердить, — Суков повернулся к нему. Иваненко, заглатывая воздух, стал повторять: «От дачи показаний имеете право отказаться, но документы следует подписать — Вас ознакомили».

— Хорошо, подпишу.

— И число поставьте: 14 марта 1998 года.

— А какое число сегодня?

— 20-е, но Вам же предъявили факс?

— Да.

— На нем стоит 14 марта. Документы одни и те же. Должно быть единообразие. Значит, и здесь нужно поставить 14-е.

— Хорошо, — сказал я и поставил число: 20 марта 1998 года. Генерал и бровью не повёл.

— Гражданин Павлов, я обязан задать Вам вопрос. Вы признаете себя виновным?

— Нет.

— Может, частично?

— Нет, ни в чем.

— Как же ни в чем? Следствие установило, что, находясь на посту Президента Международного инновационного банка, Вы, используя служебное положение, совершили хищение госимущества в размере 112 миллионов долларов США в период с февраля по август 1995 года. Срок давности по таким преступлениям не существует.

— Но в указанный период я не работал в банке.

— Работали, Алексей Николаевич, — ласково возразил генерал, — работали! Если бы я этого не установил, я не был бы генералом. Гражданин Павлов, сейчас я задам Вам несколько вопросов. Ответы имеете право записать собственноручно.

— Я бы хотел сначала воспользоваться своим правом переписать документы.

— Сегодня уже поздно, Алексей Николаевич, сейчас ночь. В Москве перепишите.

— С Вашего позволения, Ваши вопросы я выслушаю тоже в Москве.

— Хорошо. Все предъявленные Вам документы — в нескольких экземплярах. Подпишите их, они идентичны.

— Исключено.

— Почему? Вы обязаны.

— Потому что, руководствуясь остатками здравого смысла, я убедился в своём предположении, что Ваши действия ничего общего с законом не имеют, и я постараюсь это доказать.

— Алексей Николаевич, а кто Вы по образованию?

— Учитель русского языка и литературы.

Вот тут генерал удивился:

— Да что же это такое, что ни обвиняемый, то филолог! Вы знаете, после перестройки люди с филологическим образованием часто бывали у меня обвиняемыми в тяжких преступлениях. Вы будете давать показания?

— Нет.

— Ну, хорошо. У Вас есть время подумать. Когда надумаете, обратитесь ко мне письменно. Вас привезут ко мне. Напишите чистосердечное признание. Но только Вы — сами. Я к Вам уже не приду.

В камеру я возвращался думая о происхождении генеральской фамилии. Хлопнула за спиной дверь, и плёнка кино съехала на кадр назад.

Не успели сокамерники поверить, что за мной приехал генерал, как отворилась дверь: «Павлов, быстро с вещами на выход!» Вышел и тут же — в другую дверь. Тоже камера, только свет яркий, холодно и можно дышать. По камере нервно ходит парень. Больше никого. Познакомились. Его только что взяли на границе с КАМАЗом контрабандного спирта. Всегда ездил, все хорошо было, а сегодня патруль в чистом поле, сапогом по ноге ударили, денег предлагал — не взяли, а раньше брали, папа на Украине большой человек — начальник зоны, должен вытащить, позвонить уже разрешили, четыреста рублей дал за звонок, что будет теперь? — клопов здесь много, выгодное это дело — спирт, за несколько лет заработал на квартиру в Киеве и машину, ни в чем себе не отказывал. В общем, все рассказал, на что, наконец, я и обратил его внимание. Парень изумился: «А ведь правда!» — «Вот и давай, — говорю, — о другом». Симпатии не испытываю, но что-то похожее на сочувствие есть. Позже, в тюрьме выяснилось, что это — арестантская солидарность. Стали обсуждать тему клопов, она оказалась актуальной: стоило присесть на полу, как сразу появлялись клопы и, проникая под одежду, как штурмовики в осаждённую крепость, нещадно кусались.Пришлось всю ночь ходить по камере. Под утро стало невыносимо. Расстелили куртки, легли. Нет, невозможно: клопы, как солдаты по команде, сбежались в таком количестве, что мы стали похожи на муравейник.