Алексей Павлов - Должно было быть не так

— «Павлов, с вещами на выход!» — Что-то рано, ещё хлеб не дали. Куда? Все равно, от клопов бы подальше. А, это знакомо — обезьянник. Лёг на пол, тут же заснул.

— Как спалось, Алексей Николаевич? — с издёвкой спросил генерал. В комнате дежурного ещё двое в гражданском, с пистолетами в кобуре под курткой, и начальник ИВС. От всех густо несёт перегаром, похоже у них была трудная ночь. Суков распоряжался как перед боем: «Слава, ты слева — наручники. Толя справа, чуть сзади. Внимательно. При попытке к бегству стрелять без предупреждения и без моей команды. Все ясно? Через десять минут на выход».

— Спасибо за гостеприимство. Приятно быть Вашим гостем, — прощался Суков с начальником ИВС. — Желаю всего хорошего.

— А как Вам, Владимир Юрьевич, наш ИВС?

Генерал стал добродушен, как вчера:

— Образцово-показательный.

— Правда? — заискивающе-польщенно осведомился начальник.

— Честное слово. Сколько видел ИВС — этот лучший.

Слава застегнул наручники на моей и своей руке, и мы пошли на улицу. Почему-то машину не подогнали ко входу, надо метров сто идти. Снег. Весенний воздух. Свет. Ведут быстрым шагом. Сбоку трусцой передвигается местный в штатском:

— Всего Вам хорошего, Алексей Николаевич. Надеюсь, у Вас нет к нашим сотрудникам претензий?

Да это прямо цирк какой-то. Отвечаю не глядя: — Смотря к кому.

— Но ко мне-то у Вас, Алексей Николаевич, — комне! — нету претензий?

Пёс бы тебя побрал. Поворачиваю голову: это ж усатый, что сигарет мне в обезьянник бросил.

К поезду повели в сопровождении несметного количества характерных людей в штатском, растворяющихся в пассажирской массе по мере приближения к вагону. В вагоне — дверь на защёлку, Слава с Толей по бокам, Суков напротив, окно собой закрыл милиционер.

Поезд тронулся. Когда он ещё трогался так безнадёжно, куда везёт этот поезд, и почему я еду в нем. Я, кто всегда считал, что главная свобода — это свобода передвижения в пространстве, что нет без неё жизни, должен теперь, волею судеб, проверить — а может быть, все-таки есть?

Минут через двадцать все успокоилось. Невиданного покушения неведомых сил отбить меня у конвоя не состоялось, новоиспечённый государственный преступник благополучно следовал по рельсам правосудия, а генерал приближался к недосягаемым доселе звёздам, не иначе как опасаясь взглянуть на собственные плечи, чтобы не ослепнуть от сияния наикрупнейших знаков государственного отличия.

— Ну, давайте ко мне по одному, — скомандовал генерал, и мои провожатые потянулись по очереди в соседнее купе, после чего от них запахло уже не перегаром, а живой водкой. Воодушевившись, конвоиры освободили меня от наручников и, прижав боками за столом у окна, толковали о своём: как задержатся на денёк в Ростове (генерал хочет погостить), о том, как задолжали шефу сто рублей, а пьют на свои, не на казённые; что надо на станции купить сушёной рыбы побольше, чтоб домой хватило. Если же речь заходила обо мне, то генерал говорил, как об отсутствующем — в третьем лице. Толя — высокий блондин с оттенком романтизма на лице. Слава — похож на уголовника: руки в наколках, по-ходка развязная, выражение лица порочное. Оба вежливы и предупредительны. Задают массу мелких вопросов, стараясь чуть ли не угодить. Почти не отвечаю, ограничиваясь «да», «нет». Выводят в тамбур курить.

Толя:

— Алексей Николаевич, это правда, что Вы альпинист?

— Бывший.

— Сколько лет в горы ходили?

— Пятнадцать.

— И на какой высоте бывали? — этот вопрос задают все, кто не знает, что высота в горах не главный показатель трудности маршрута. — Вы не подумайте, Алексей Николаевич, это мы так, по-человечески спрашиваем — интересно, как высоко бывали.

— Не очень.

— А не очень — это сколько?

— Семь тысяч.

Слава:

— А правда, что Вы учителем работали?

— Правда.

— И каратэ занимались?

— Да.

— Суков говорит, Вас курить по одному не водить, а то он, — (я то есть), — каратист, и уроет запросто, — в глазах Славы загорелся интерес. — Правда, можете?

— Уже нет.

— Почему? Здоровье?

— Да.

— А раньше могли? Урыли бы? — заглядывая в глаза, допытывался Слава.

— Обязательно.

Подумав, Слава приблизил своё лицо к моему и сквозь спиртной дух зашипел:

— Ну, так вот, Алексей Николаевич, Вы мастер альпинизма и каратэ, а я мастер по стрельбе, — глаза его потемнели, как будто исчезли зрачки. — И если дёрне-тесь, я Вас застрелю.

Путешествия в соседнее купе время от времени про-должались. Милиционер с генералом вообще забыли обо мне, а Слава с Толей уделяли все больше внимания: «Удобно ли Вам, будете ли есть, не хотите ли пить?»