Андрей Алдан-Семенов - Бессонница моих странствий

– Ты обязан написать про это, чтобы не исчезло из памяти поколений. И, словно что-то вспомнив, Шухов спросил: - С поэтом Павлом Васильевым знаком? Вот будет поэтище! Эпохального значения, если убережет себя. Несмотря на молодость, он - зрелый поэт, у него каждое слово как самоцветный камень, в его стихах - и страсть, и сила мысли. Завтра Павел будет у меня, познакомлю.

Павел Васильев - поэт никого не повторяющий и поэтому неповторимый. Трагический без позы, оптимист без наигрыша, он ворвался в русскую поэзию подобно степному вихрю, и все завертелось, зашумело вокруг него.

С той встречи мы подружились. Горькая тоска сжимает мое сердце при воспоминании, что Павел Васильев, русский, могучего дара поэт погиб в двадцатишестилетнем возрасте. Его трагедия объяснялась не только рядом объективных причин, но и необузданностью натуры, не знающей ни меры, ни удержу.

Весной двадцать восьмого года дух бродяжничества занес меня из Сибири в Калугу. На городском базаре, у торговки семечками я обнаружил изданную на серой бумаге брошюру К. Э. Циолковского. На обложке была надпись: "Издание автора, Калуга". Я залпом прочел книжку о будущих полетах на Луну. Мечты Циолковского захватили так, что с беззастенчивостью юности я решил навестить автора. Только после долгих расспросов отыскал деревянный старый домик, где жил великий, но тогда еще малопризнанный ученый.

Он принял меня по-отцовски, показал макеты своих космических аппаратов, вдохновенно говорил о времени, когда ракеты полетят по маршруту Калуга - Марс и далее, в межзвездные миры. Я ушел от него влюбленный в астрономию.

Через полвека, в Магадане написал я маленькую поэму о Циолковском. Кончалась она строчками:

Но вернусь в свою юность.

Снова подхватил меня ветер странствий, и я вторично очутился в Казахстане.

Был тридцатый год, закончилось строительство Турксиба, первенца первой пятилетки. На открытие дороги я поехал корреспондентом газеты "Советская степь" (ныне "Казахстанская правда").

Первый поезд по Турксибу шел осторожно, медленно, подолгу задерживался на станциях. Кочевники спешили к нему на верблюдах, верхом на косматых лошадках, размахивая нагайками, стреляя из ружей в воздух. Празднично одетые люди толпились у вагонов, гремели духовые оркестры, произносились темпераментные речи.

Еще за много километров от Алма-Аты, с берега Или увидел я вершины Тянь-Шаня. Они словно висели в небе, просвеченные солнцем, испестренные синими тенями, вечно спящими снегами. Острые пики, округлые перевалы, грандиозные скалы издалека казались сплошной стеной, воздвигнутой на краю земли. О Небесных горах я знал только по краткому описанию буддийского монаха Сюань Цзана, посетившего их почти тринадцать столетий назад. "Гладкие поля твердого и блестящего льда тянутся в беспредельность и сливаются с облаками", - писал монах. И еще я знал, что первым европейцем, открывшим заново Тянь-Шань, был русский географ Петр Петрович Семенов. За научный подвиг ему был присвоен навечно титул "Тян-Шанский".

Редакцию "Советской степи" часто посещали основоположники казахской литературы, ныне известные всей стране Мухтар Ауэзов, Ильяс Джансугуров, Сабит Муканов. Они помогли мне в изучении истории Казахстана, своеобычной жизни казахов-кочевников, фольклора. Я особенно берегу благодарную память о Сабите Муканове: он познакомил меня с эпосом о Козе Корпеч и Баян Слу, с казахскими сказками, с творчеством дореволюционного казахского поэта Махамбета.

Мне посчастливилось объездить весь Казахстан. Из его городов и аулов я посылал в газету очерки, статьи, корреспонденции. О чем только не приходилось писать. Из совхоза Пахта-Арал - о первой хлопкоуборочной машине, из Уральска - о губернаторском особняке, в котором в разное время останавливались А. С. Пушкин и Л. Н. Толстой. Из Кокчетава писал об изумительном озере Боровом и его Синих горах, сосновых борах, рощах "танцующих" берез, о скале Сфинкс - уникальном творении природы. Из Семипалатинска сообщал, что найдены малоизвестные документы о встрече здесь ссыльного Ф. М. Достоевского с П. П. Семеновым-Тян-Шанским. Они были друзьями по кружку Петрашевского.