Михаил Эпштейн - Хитрость Бога и другие парадоксы теологии

И вот такая чехарда «верю — не верю» происходит в душе как почти верующих, так и почти неверующих, а к этим «почти» относится почитай 90% живущих. Но каждая последующая вера глубже предыдущей, вбирает в себя очередное неверие, как и последующее неверие вбирает в себя предыдущую веру. И вдруг выясняется, что это не чехарда, а живой рост, как у дерева одно годичное кольцо замыкает в себе другое…

Путь человека к Богу и путь Бога к человеку — это совсем разные пути. И не всегда они сходятся в одной точке, как люди, роющие туннель навстречу друг другу, или как рука Бога и рука человека на знаменитой фреске Микеланджело. Конечно, в это трудно поверить — даже Карлу Барту, основоположнику диалектической теологии, который говорил именно о непознаваемости Божьих путей и их радикальном отличии от человеческих:

«Если бы Вы мне сказали, что невозможно «верить“ в существование пути Бога к нам , которому, по–видимому, не соответствует никакого пути от нас к Богу (по той причине, что это всегда исключительно только путь Бога к нам ), то я мог бы Вам ответить, что в самой глубине моего сердца я думаю точно так же. Но разве не следует из самого понятия Откровения… то, что оно невероятно?» [1] Карл Барт. Ответ на открытое письмо господина профессора фон Гарнака // Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм ХХ века. Тексты с комментариями. М., 2011. С. 169.

Наиболее известен случай Иова, который прокладывал к Богу путь праведности и благочестия. А Бог проложил навстречу Иову совсем другой путь: разрушив все его благочестиво нажитое и превратив в несчастного, больного и отверженного. Поэтому встреча с Богом — потрясение для Иова: Бог встретил его совсем не там, куда он упорно шел.

Есть люди, идущие к Богу путем молитвы, поста, церковных служб — и вдруг у них рождается неизлечимо больное дитя. Некоторые теряют веру, как случилось даже с великим К. — С. Льюисом, апологетом «просто христианства». Когда умерла его жена, он на некоторое время потерял ту самую веру, которую убежденно внушал своим читателям. «Неужели Он может быть таким жестоким? Что, Он — космический садист, злобный кретин? <���…> Если Его идея добра так отличается от того, что мы считаем добром, тогда Его рай — это по–нашему ад и наоборот» («Боль утраты»).

Конечно, это все крайние случаи размежевания путей, которыми мы идем к Нему и Он к нам. Гораздо чаще случается, что Его путь к нам остается неведомым — и столь же непонятно, достигает ли цели наш путь к Нему. Путь человека к Богу К. Барт называет «религией» — и считает ее ценности в основном ложными, поскольку они закрывают для нас истину Откровения — путь Бога к нам. П. Тиллих так передает основную мысль диалектической теологии:

«Нет такого земного движения, ни в лоне церкви, ни вне его, ни богословского, ни светского, ни христианского, ни социалистического, которое как таковое было бы чем–нибудь пред лицом Бога и имело бы перед Ним святость, освященность, притязание. <���…> Постоянное неприятие мира Богом, властное возвещение Суда, Кризиса , крайне парадоксальная форма этих явлений — все вместе дало этому направлению название диалектической теологии». [2] Пауль Тиллих. Диалектическая теология // Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм ХХ века… С. 539.

Вся наша жизнь, в том числе и религиозная, какой она является перед лицом Бога, — это сплошной кризис и агония. Только благодаря кризису мы можем пережить встречу с самим Богом, точнее, открыть себя для Его встречи с нами.

Конечно, бартовскую теологию, вопреки ее общепринятому названию, можно считать недостаточно диалектичной, поскольку она предполагает истинным лишь путь Бога к людям. Но несомненно, что либеральная, или гуманистическая теология, прокладывающая путь от человека к Богу сочетанием благочестия, разума и молитвы, тоже недостаточно диалектична. Суть теологической диалектики, в отличие от философской, гегелевской, состоит в необходимости и несовместимости обоих путей: мы роем свой туннель в одном направлении, а Бог — в другом. Наш туннель заканчивается тупиком, а куда Он прокладывает туннель, мы можем догадываться только по страшным толчкам: почва сотрясается, рушатся своды, нас засыпает землей, и выхода к свету не видно.

Можем ли мы взглянуть на себя с Его стороны, в обратной перспективе, глазами самого Откровения, Апокалипсиса, самой непонятной, нечеловеческой книги из всех библейских? Кто мы: муравьи, таскающие свои соломинки? волки, подслеповато глядящие в небеса и воющие от тоски? Будь я Богом, я бы немедленно всех простил и помиловал, приблизил к себе, пусть в разной степени. Залил бы небеса светом, собрал бы ангелов петь под чарующую музыку и каждому смертному подарил бы по бессмертной взаимной любви. Я бы… Но мои представления отдают приторным дурновкусием безмятежного счастья. Потому–то я и не Бог.