Борис Акунин - Дети луны(Смерть на брудершафт. Фильма четвёртая)

Сегодня Романов пришёл задолго до Шаховой. Никуда она не денется, доведут от дома в наилучшем виде. А у прапорщика была своя задача - попробовать найти чёрно-белого человека в алых перчатках. Тот, вероятно, тоже будет высматривать жёлтую блузу, но “Армагеддон” сегодня в голубой. Правда, интересный незнакомец тоже мог переодеться…

Волновался Алексей гораздо сильнее, чем вчера. Второй раз опозориться перед князем, перед Жуковским будет немыслимо. Лучше пулю в лоб! Нет, даже этого нельзя, а то скажут: у бедняги всегда были суицидальные наклонности. Если уж умирать, то не от своей руки, а от немецкой. Но для этого её, немецкую руку (предположительно в алой перчатке), ещё предстояло отыскать.

Мефистофель приветствовал Романова у входа как старого знакомца. Поздоровались и некоторые из вчерашних.

“Кровосмеситель” крикнул:

- Привет, Трехглазый. Сбацаешь нам на фортепьяно?

“Палач” блеснул глазами через маску и кивнул.

“Беспутная” подошла и поцеловала.

Эпатисты приняли новичка в свою компанию. Это-то хорошо, но, сколько Романов ни приглядывался, алых перчаток ни на ком не увидел. У “Палача” были красные, но иного покроя - кожаные, с раструбами, Зато мужчин, одетых в чёрное и белое, Алексей насчитал с полдюжины. Это ещё без вчерашней команды “рентгенов”, у любого из которых, как знать, могли иметься алые перчатки. Никого из них в кабаре пока не было.

Больше всего народу стояло вокруг центрального стола, где Селен рассказывал об ужасных событиях минувшей ночи. Его слушали с ахами и охами, барышни хватались за сердце.

Поэт был интригующе бледен. Даже фиолетовый синяк под глазом не портил его импозантного вида - наоборот, смотрелся очень живописно.

- …Одного из головорезов я поверг наземь приёмом бокса, второму свернул челюсть, - услышал Романов, приблизившись. - Но что я мог один против восьмерых? Аспид струсил, убежал. Все меня бросили! - Укоризненный взгляд на сидевшую рядом Любу, которая безропотно приняла упрёк. - Страшный удар обрушился на меня. Я лишился чувств и дальше ничего не помню… Мерзавцы раздели меня донага.

- Всё так и было, - подтвердила Люба. - Хорошо, не зарезали, фармазонщики. Ужас что творится! На улицу не выйдешь.

Она улыбнулась Алексею как доброму приятелю и притянула от соседнего стола пустой стул - настоящая барышня никогда бы этого не сделала.

- Привет! Садись!

Удивительная всё-таки вещь естественность. Даже когда вокруг одни ломаки, жеманники с жеманницами, в которых всё фальшь и претензия, так что через какое-то время начинает казаться, будто именно это и есть единственно возможный стиль поведения, - вдруг появится простой, естественный человек, и сразу видно: кто настоящий, а кто сделан из картона.

Прапорщику пришла в голову мысль переговорить с танцовщицей, которая наверняка хорошо знает и публику, и персонал клуба. Можно как-нибудь ненароком навести разговор на алые перчатки…

Он сел и для начала спросил:

- Почему ты сегодня в таком наряде?

Она была в чёрном костюме с широкими белыми зигзагами на груди, на голове шапочка, лицо густо напудрено, глаза подведены, на лбу сажей нарисованы изломанные брови.

- Я нынче Чёрный Арлекин из “Бала безразличных”. Мелодекламации сегодня не будет. Селен в расстроенных чувствах, и Аспид не придёт. Квартирная хозяйка позвонила, он ногу подвернул. Наверно, когда от бандитов драпал.

- Да ты что? - изобразил он удивление и вдруг сообразил: вчера они были на “вы”, а сегодня сразу, даже не заметив, перешли на “ты”.

С Алиной произошло наоборот. Как странно. Отношения между людьми выстраиваются сами собой, словно текущая по земле вода, которая безошибочно находит свою траекторию.

Электричество в очередной раз мигнуло и погасло совсем.

- Опять на станции что-то, - сказала из темноты Люба. - В последнее время всё чаще. Война…

В разных углах зала появились неяркие огни - это официанты начали расставлять по столам керосиновые лампы.

- Сюда не надо, - сказал Селен, прервав рассказ, обраставший всё новыми драматическими подробностями. - Тьма, изгоняющая свет, - это прекрасно.

Чтоб тебя чёрт побрал, декадент хренов, с тревогой подумал Романов. Придёт Шахова - ридикюля не разглядишь.

Он огляделся. Зал весь состоял из островков слабого света, окружённых мраком. Романтично, но для дела очень нехорошо.

По счастью, через минуту электричество вспыхнуло вновь.

- Алину высматриваешь? - спросила Люба. Он вздрогнул.