Дмитрий Байкалов - Ровесники фантастики

Если внимательно вчитаться в приведенные фамилии, то как раз можно получить вторую, недостающую, половину авторов, книги с именами которых в настоящее время оккупировали прилавки магазинов. Хотелось бы в этой связи вспомнить Н. М. Беркову, буквально выпестовавшую сии дарования, а ныне незаслуженно забытую. Будем надеяться, что в ближайшее время ее вклад в фантастику будет достойно отмечен.

Но пришло время, и собрались Трое, и не осталось ничего, и покрылась земля разломами, а небо черными птицами, и брат стал чужим брату. Где эти Трое сейчас? Там же, где и мы все.

Одни плавают чуть выше, другие чуть ниже, но не утонет никто, ибо для того, чтобы достичь дна, надо быть хоть немного тяжелее субстанции, в которой находишься.

Но речь, собственно, не об этом. Советского Союза не стало.

И вместе с прощальным взглядом беловежского зубра, тоскливо направленным вслед мутным габаритным огням удаляющихся лимузинов, исчезла, растаяла, как утренний туман, советская фантастика. Действительность превзошла все то, о чем осторожно намекали между строк лучшие, а уж необходимость «призывать молодежь к поступлению в ПТУ и технические ВТУЗы» превратилась из обычного идиотизма в клинический. Казалось бы, все кончено, но нет. Сладкое слово «свобода» опиумным дымом наполнило легкие. Печатать стали всё, что позволяли деньги, а деньги позволяли многое. «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…», и сор сделал свое дело. То тут, то там начали пробиваться ростки Новой фантастики. В Москве возникает редакционнопроизводственный кооператив «Текст» (руководитель В. Бабенко), а в Санкт-Петербурге издательство «Terra fantastica» (директор Н. Ютанов), которые начинают активно выпускать книги бывших семинаристов. Эти повести и романы были тогда очень тепло встречены читателями, что совершенно закономерно, ведь они не были ориентированы на конъюнктуру книжного рынка (который еще, собственно, и не существовал), а представляли собой литературу в чистом виде, извлеченную из долгого ящика кровоточащую душу художника. Один за другим «Старт» (премию за дебютную книгу, вручаемую на фестивале фантастики «Аэлита» в городе Свердловске-Екатеринбурге) получили Б. Штерн за сборник «Чья планета?» (1989 г.), А. Столяров за сборник «Изгнание беса» (1990 г.), В. Рыбаков за роман «Очаг на башне» (1991 г.), А. Тюрин и А. Щеголев за роман «Клетка для буйных» (1992 г.) и С. Лукьяненко за сборник «Атомный сон» (1993 г.).

Такой фантастики у нас еще не было, каждый из авторов в тот момент открывал свое собственное неведомое и неосвоенное никем в России направление.

Борис Штерн своими стилистически безупречными рассказами напомнил всем, что жизнь без смеха — всего лишь существование. Цикл об инспекторе Бел Аморе и роботе Стабилизаторе, украшением которого является давший название всему сборнику рассказ «Чья планета?», до сих пор представляет собой эталон в этой области фантастической литературы.

Книга Андрея Столярова и вовсе произвела фурор. Ни до, ни после не было такого сильного дебютного авторского сборника.

А. и Б. Стругацкие писали: «Почти канонический образец „жесткой фантастики“, в известном смысле — эталон манеры». «Ни одного лишнего слова, жеста, эпизода, — но и ни единого потерянного звена фабулы. Никаких туманных изысков в области психологии, минимум рефлексии…» Ни убавить, ни прибавить.

«Телефон для глухих», «Третий Вавилон» вместе с вышедшими чуть позже «Вороном», «Цветом небесным» и «Посланием к Коринфянам» стали вершинами постсоветской фантастики. К сожалению, впоследствии начатые в «Монахах под луной» эксперименты с текстом увели писателя с этого направления. То, чем сейчас занимается Андрей, можно охарактеризовать как «просто ужас», в смысле horror: ожившие мумии бродят по улицам разлагающихся городов, туманные изыски в области психологии, максимум рефлексии.

Вячеслав Рыбаков — писатель милостью божьей. Похоже, именно он замыкает собой круг российской словесности, начатый классиками в девятнадцатом столетии. «Очаг на башне» — фантастический роман о любви. Он по форме своей, как и написанные раньше, но увидевшие свет чуть позже роман «Дерни за веревочку» и повесть «Доверие», относится к очень редкому жанру — жанру этической утопии. Писателя прежде всего интересует человек, но человек, живущий в соответствии с такими высокими нравственными нормами, по каким не жил никто и никогда, за исключением, может быть, того, кто взошел на крест за грехи наши.