Мы в немногих словах расскажем все, что, с отличающею честные дела скромностию, сделано теми двумя людьми, о которых мы вспоминаем; а теперь заключим нынешнюю свою статью тем, что все труды наших специалистов по женской части не принесли русской женщине никакой пользы. Но вред — принесли! Они заездили этот вопрос так, что теперь надо Бог знает какой ловкости, чтобы склонить читателя развернуть страницу, на которой он ожидает встретиться с разговором о женском деле.
Окончим этим и еще раз подивимся всей тупости и всей наглости этих борцов за женщину, не ограничивавших своих хлопот одним специализированьем женщин, но хлопочущих об их умах, об их правах и нравах.
У нас в России, где женщины и по обычаям страны, и по складу нашей жизни свободнее всех женщин западной Европы, у нас, где женщина и перед очами закона равноправна с мужчиною более, чем женщина любого другого европейского государства, — никогда не было осязаемо совершенного недостатка в женщинах, отличавшихся и умом, и истинными добродетелями, составляющими украшение человека. Наша верующая и хранящая предания страна не оскудевала никогда серьезными женщинами и, благодаря здравому смыслу русского народа, оберегающего святыню семьи, не оскудела от них и ныне. Женщины, вдохновлявшие наших лучших поэтов, внушали им не романтических Лолот и не придурковатых героинь позднейших писателей, вроде гг. Авенариуса или Слепцова, женщины которых все жмутся к естеству да к червивому философствованию. Нет! — напротив! Одному из наших поэтов внушен его вдохновением тип женщины, «с которой никто не придет зубоскалить: которая в беде не сробеет, спасет, коня на скаку остановит, — в горящую избу войдет»; другой, бессмертный, доколе звучит русское слово, написал Татьяну — этот светлый облик женщины, которую человек, полный огня и страстей, не склонял к разговорам о совместном ложе, до чего так легко и так просто доходят с нынешними философствующими резонерками, а видел блаженство в одном постижении ее совершенств:
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваши совершенства…
Вот чего умеет заставить искать у себя наша хорошая, наша умная женщина! Медовые речи страсти не доводят ее до способности пасть или до неспособности остановить потоки неуместных слов. Она не страдает ненаходчивостью, потому что она знает, что она делает, и отвечает:
Что колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б преступной страсти.
И их ли, этих ли женщин сильны растлить Жуковские и Слепцовы, и их ли могут поучить Соловьевы!
Как американцы, удрученные междоусобною войною, посылали «проклятие гусю, давшему перо, которым Линкольн подписал освобождение негров», так и мы можем только послать наше проклятие перьям, которые царапали статьи в защиту от Слепцовых и Жуковских. Эти оправдательные статьи оскорбляют наших женщин более, чем те статьи и повести, где наша типическая женщина рисуется с посетительниц игорных клубов и содержанок, одним словом, с той женщины, которая слушает все, рвется всюду, готова попробовать всего и в отличие от стыдливой мимозы получила себе название «стервозы».
Нам ли падать духом оттого, что мы видим горсть женщин, готовых «на содержание», когда перед нами хоть бы только те два могучие типа, которые мы взяли у наших поэтов, — два типа: один твердый, как выносящая все непогоды бронза, другой нежный, но крепкий, как мрамор, от которого светлые рефлексы падают одинаково на мураву и на мусор, не отнимая свежести у муравы и не пачкаясь низменной перстью, ибо вся эта персть ниже лучезарного света души, произнесшей: я буду верна тому, в чем я поставлена.
Не одною только необразованностью, но великими семейными несчастиями и всеугнетающею сухостью сердец да долгим дурным сообществом можем мы объяснить себе ту непомерную наглость, с которою литературные люди последнего времени начали рассуждать о русской женщине, представляя ее игрушкою судеб. Кто и необразован вовсе, в ком и вовсе нет ни малейшего знакомства с лучшими типами нашей поэзии, но у кого детство прошло в доброй семье, хранившей теплые верования, в семье, имевшей свои родовые предания и сохраняющей незыблемо достойные сохранения образы живых или усопших лиц, которые с первых дней приводятся отцом и матерью и бабкой в урок и в назидание возрастающему ребенку, тот ужаснулся бы первой мысли быть автором большинства написанных о женщинах статей и не нашел бы в себе силы проговорить свои статьи перед строгим ликом серьезной женщины, с которой во весь ее век «никто не приходил зубоскалить». Мы не можем себе представить существо жалче любого из наших специалистов по женской части, излагающего перед такою женщиною свой совет, чтобы люди поучилися у скотов воспитанию своих детей. Представляя себе эту картину, мы каждый раз видим сами святое женское лицо с безгрешными кроткими очами и слышим спокойный, ни в каком случае ни на волос не поднимающийся голос, который на этот раз скромно советует присутствующим при этом разговоре невинным детям уйти от безумных речей в детскую комнату.
Читать дальше